В новом репортаже цикла "Там, где Россия" фотожурналиста DELFI Артураса Морозоваса – встреча во дворе, где проходили съемки фильма режиссера Николая Досталя "Облако-рай" и его продолжения "Коля - перекати поле".
Когда главный герой картины Коля Журов вернулся во двор своего дома в Петрозаводске, на ул. Фрунзе, 14, в воскресенье рано утром жители пятиэтажки, как обычно, выглянули из окон.
Они не видели своего соседа 10 лет и не могли поверить своим глазам. Для них он вернулся словно с другой планеты - с Дальнего Востока - и приняли его так же, как в день прощания: за кухонным столом, с водкой и хлебом.
Когда Коля спросил, что нового у них во дворе, его ближайший друг Федя ответил: "Ничего. У нас вообще ничего не меняется. Самое невменяемое место на свете".
Я провел в доме, в котором снимали фильм Досталя, три дня и за это время убедился, что режиссеру не нужно было ломать голову над сценарием. Двор "хрущевки" был своего рода съемочной площадкой – в каждом окне по жизненной семейной драме, в каждом подъезде – свои комедии, детективы и трагедии.
Вернувшийся с рыбалки мужчина составляет в деревянный сарай грязные удочки, его жена, несмотря на явное недовольство мужа, осматривает содержимое целлофанового пакета.
Женщина из третьего подъезда с пластмассовой палкой для швабры останавливается рядом со мной и спрашивает, не фотографирую ли я здесь что-либо для нового фильма.
А возвышающийся над асфальтом канализационный люк, за который невозможно не зацепиться, выходя из подъезда, затмевает все глобальные проблемы. Это препятствие для данного двора актуальнее, чем любые кремлевские решения.
Этот двор – одна из миллионов независимых республик, где, подняв голову к небу, можно увидеть "облако-рай".
"Не крути кардана, понял?"
Так и тянутся дни в этой микроскопической точке России – во дворе блеклой многоэтажки в микрорайоне Петрозаводска.
Основной объект притяжения во дворе – две перекосившиеся деревянные скамейки, на досках которых увековечено много признаний: Ксюша признается в любви к Стасику, Данила не скрывает своих чувств к Даше и пишет ей Love is.
Вечером двор оживает и на покрытые любовными надписями доски садятся три персонажа, достойные стать героями фильма: улыбающаяся Ольга с двухлитровой бутылкой пива в сумочке, Виталик, спустившийся во двор на костылях и в домашних тапках, и их друг. У него во рту не хватает зубов, зато взгляд притягивает перстень на руке, татуировки и серебряный крест на шее.
Возвращаясь из магазина, я подсаживаюсь к этой компании, открываю банку пива и вскоре завязывается беседа.
"Ты говоришь, что ты из Литвы. Скажу тебе – вы живете на американские деньги, поэтому с вами делают, что хотят. А мы вынуждены крутиться на свои, поэтому денег у нас нет", – подходит Виталик к кульминации беседы.
Он немало знает о Литве – сочувствует нам в связи с коррупцией, в связи с тем, что наш президент служит Вашингтону и страна входит в союз гомосексуалистов. По-братски сочувствует.
Ольга в разговор не вмешивается, только с улыбкой разглядывает меня. А третий, не представившийся мужчина, вытаскивает из ее сумочки бутылку пива "Белый медведь".
"Ну хорошо, а как вы думаете - на Украине воюют российские военные?", – после большого глотка пива продолжает разговор Виталик. Есть два вопроса, которые я часто слышал от собеседников, желающих понять, по какую сторону баррикад находится моя страна.
Первый – есть ли на Украине российские военные? Второй – кто сбил малайзийский Боинг на Донбассе?
Я тихо киваю головой к всеобщему разочарованию - они не могут отнести меня к своим. После лавины вопросов и объяснений о том, что если бы на Украине были российские военные были, то они смели бы все в одно мгновение, я отрезал, что я сам там был и видел много российской техники и говорил с российскими военными.
"Ты не крути здесь кардана, понял?", – с улыбкой пригрозил Виталик, на этом разговор о политике закончился.
Кризиса не чувствуют
Виталик выделяет два важных в своей жизни момента – 10 лет назад он получил травму позвоночника и то, что на его кухне снимали сцены фильма "Облако-рай".
"Даже мою бабулю можно увидеть в фильме. Тогда она еще была жива. Люди говорят, что снова будут что-то снимать. На этот раз и я должен попасть в кадр", – сказал Виталик. Чувствую, что он хотел бы продолжить разговор у себя на кухне, но в оправдание сказал, что там беспорядок.
Этот двор – словно карман времени. Делясь воспоминаниями, собеседники не уточняют дат, часто не понимаешь, о каком дне говорят - о вчерашнем или о старых советских временах. Понимаешь лишь, что ничего по сути не изменилось.
На вопрос, как же они живут сегодня, Виталик соглашается с персонажем фильма Федей:
"Живем стабильно. У нас ничто не меняется. Не чувствуем никаких кризисов – как жили от пособия до пособия, так и живем".
Его мысль дополняет сидящий рядом компаньон в кожаной кепке: "Раньше было немного лучше – если умел воровать, мог хорошо жить. Тогда все воровали с фабрик, складов. Такие были правила жизни, понимаешь?".
Разговор переключился на алкоголь. Я сказал, что, к своему удивлению, не видел столько спившихся русских, сколько думал увидеть. Меня прервал громкий смех троицы: "Приходи сюда поздно вечером. Увидишь много в разных углах".