Из них следует, что самые разные высокопоставленные западные дипломаты обещали советскому руководству, что расширение НАТО на восток остановится на границе ФРГ и ГДР.
Этот аргумент российское руководство в дальнейшем не раз использовало для оправдания своих непростых отношений с альянсом и Западом в целом. На Западе обычно отвечают, что, поскольку письменного обещания Горбачеву никто не давал, а в текстах соглашений это нигде не прописано, формально расширению НАТО на восток ничто не препятствовало.
Впрочем, есть исследователи, которые эту точку зрения оспаривают. Например, в 2016 году в своей статье "Договоримся или нет? Конец холодной войны и предложение США ограничить экспансию НАТО" американский исследователь Джошуа Ицковиц Шифринсон предположил: "Вопреки заявлениям многих политических деятелей и аналитиков, существуют значительные доказательства того, что российские утверждения о "нарушенных обещаниях" в отношении расширения НАТО имеют под собой почву. Если применить принципы теории международных отношений к известным ранее и вновь обнародованным документам о переговорах 1990 года, то получается, что российские лидеры по существу правы: расширение НАТО нарушило принцип "услуга за услугу", лежащего в основе дипломатии, достигшей кульминации в объединении Германии и включении ее в альянс".
"Письменного соглашения, препятствовавшего расширению НАТО, не было, - утверждает историк, - но гарантии нерасширения в 1990 году все еще существовали, однако впоследствии были аннулированы".
Объединенная Германия
Как принято считать, перелом в будущей судьбе Германии произошел во время визита канцлера ФРГ Гельмута Коля в Москву в октябре 1988 года. Совместное заявление Коля и Горбачева было подписано в ходе ответного визита советского лидера в ФРГ в июне 1989 года. А дальше начались переговоры.
До сих пор в адрес Горбачева выдвигаются обвинения в том, что он "сдал" ГДР западным немцам на невыгодных условиях, задешево и попросту предал интересы Советского Союза. Например, по мнению бывшего посла СССР в ФРГ Валентина Фалина, у Горбачева была возможность не только получить с немцев огромные отступные за "уход ГДР с советской орбиты", но и добиться превращения объединенной Германии в нейтральное безъядерное государство и предотвратить расширение НАТО.
Кстати, вариант нейтральной Германии на встречах советских и западных дипломатов обсуждался - его, в частности, предлагал рассмотреть Горбачеву государственный секретарь США Джеймс Бейкер. Хотя большинство аналитиков сегодня соглашаются с тем, что это предложение вряд ли следовало рассматривать всерьез.
Важность Германии для послевоенной Европы к началу 90-х годов стала очевидна всем. Страна была третьей (после США и Японии) экономикой западного мира и, хотя ее собственный военный потенциал был невелик (свои вооруженные силы ФРГ было позволено иметь лишь в 1955 году), на территории страны постоянно размещались американские, британские и французские военные - так же, как советские войска на постоянной основе дислоцировались на территории ГДР.
После Корейской войны опасения конфликта с Советским Союзом в странах Запада усилились. На территории обеих Германий было сосредоточено огромное количество войск: в Западной Германии численность только американской группировки временами достигала 277 тысяч человек, численность советских войск в Германии (ГДР) к 80-м годам сократилась до полумиллиона, а в первые послевоенные годы приближалась к трем миллионам человек.
Советские стратеги предполагали, что в случае конфликта группа войск (к которой в более позднее время были добавлены и десантно-штурмовые подразделения) должна разрезать войска НАТО танковыми колоннами и пройти аж до Ла-Манша. Правда, официально предполагалось в случае начала войны обеспечить оборону рубежей Восточной Германии до полной мобилизации армий стран Организации Варшавского договора.
В Европе тоже опасались такого сценария, поэтому на оборону Западной Германии денег не жалели и приняли ее в НАТО через несколько дней после официального формирования бундесвера.
В феврале 1990 года в беседе с Гельмутом Колем Михаил Горбачев сказал: "Говорят, что НАТО развалится без ФРГ. Но ведь и ОВД придет конец без ГДР!"
"Ни дюйма на восток"
Это ставшее известным выражение относительно дальнейшего расширения НАТО прозвучало в беседе государственного секретаря США Джеймса Бейкера в беседе с Михаилом Горбачевым 9 февраля 1990 года.
В контексте оно звучит так: "НАТО - это механизм для обеспечения американского присутствия в Европе. Если НАТО ликвидировать, в Европе не будет такого механизма. Мы понимаем, что не только для Советского Союза, но и для других европейских стран важно иметь гарантии того, что, если США сохранят свое присутствие в Германии в рамках НАТО, ни дюйма существующей военной юрисдикции НАТО не распространится в восточном направлении. Мы считаем, что консультации и дискуссии в рамках механизма "два плюс четыре" должны гарантировать, что объединение Германии не приведет к расширению военной организации НАТО на восток".
("Два плюс четыре" - это Договор об окончательном урегулировании в отношении Германии, заключенный между ГДР и ФРГ, а также США, Великобританией, Францией и Советским Союзом 12 сентября 1990 года).
В ходе той встречи Бейкер не раз подтверждал, что после объединения Германии НАТО останется в своих прежних границах, и соглашался с Горбачевым, когда тот говорил, что считает расширение границ альянса недопустимым.
О том же советскому лидеру говорил и канцлер ФРГ: "Мы считаем, что НАТО не должно расширять сферу своего действия".
В том, что альянс не несет угрозы СССР, Горбачева убеждали и британский министр иностранных дел Дуглас Хёрд (11 апреля), и президент Франции Франсуа Миттеран (25 мая), и американский президент Джордж Буш-старший (31 мая).
Бейкер вновь встретился с Горбачевым в Москве 18 мая и представил ему свои "девять пунктов", в числе которых были трансформация НАТО, усиление европейских структур безопасности, сохранение безъядерного статуса объединенной Германии и учет советских интересов в вопросах собственной безопасности.
С течением времени в подобных беседах все чаще поднималась тема создания общеевропейских структур безопасности "от Атлантики до Урала". Обсуждался и роспуск обеих крупнейших континентальных структур - НАТО и ОВД - с делегацией их ответственности и обязанностей Организации по безопасности и сотрудничеству в Европе.
Министр иностранных дел ФРГ Ханс-Дитрих Геншер еще в 1989 году указывал на необходимость систематического разоружения в Европе и активно лоббировал необходимость договоров об обычных и ядерных вооружениях в Европе. Кстати, именно он первым заявил о необходимости принять во внимание интересы СССР и предоставить ему гарантии нерасширения НАТО на восток. Еще в феврале Геншер в беседе с Хёрдом сказал: "У русских должны быть какие-то гарантии того, что, если, например, польское правительство в один прекрасный день выйдет из ОВД, оно на следующий день не вступит в НАТО".
Геншер считал, что объединение Германии может быть достигнуто только в общеевропейском контексте. Но ни он, ни другие западногерманские дипломаты и политики не предполагали, что события будут развиваться с такой скоростью.
В беседе с канцлером Колем 10 февраля 1990 года Горбачев в принципе согласился с идеей объединения Германии и ее членством в НАТО при соблюдении ряда условий, в том числе сохранения альянса в существующих границах.
Предостережение
18 апреля 1990 года на стол Горбачеву легла записка бывшего посла СССР в ФРГ, а в то время - заведующего Международным отделом ЦК КПСС Валентина Фалина.
"США и ФРГ при несколько пассивной роли Англии и Франции настойчиво и целеустремленно ведут дело к тому, чтобы все внутренние и внешние аспекты объединения Германии были решены за рамками переговорного процесса "два плюс четыре", а Советский Союз ставился бы перед совершившимися фактами, - писал генсеку видный советский дипломат. - По сути, предварительно сговариваясь в своем кругу, западные державы уже нарушают принцип консенсуса и - в сравнении с ситуацией на встречах с Бушем на Мальте, а также с Бейкером в Москве и Оттаве - позиции СССР и США по ключевым проблемам расходятся все дальше".
"Запад нас переигрывает, выдавая обещания уважать интересы СССР, а на практике шаг за шагом отгораживая нашу страну от "традиционной Европы", - предупреждал президента Фалин. - Подводя промежуточный итог истекшему полугодию, надо констатировать, что "общеевропейский дом" из конкретной задачи, реализацией которой, было, занялись страны континента, превращается в мираж".
Историк Владислав Зубок считает, что Фалин неправ, особенно говоря о том, что Горбачев "продешевил": "Горбачев вел переговоры, исходя из того, что Советский Союз войдет в будущую архитектуру безопасности в Европе и станет если не союзником, то партнером Соединенных Штатов и всего Запада. Он вообще неохотно говорил о деньгах, а позвонил Колю только потому, что на него давили все - всем нужны были деньги, экономика рушилась. И он в сентябре скрепя сердце позвонил Колю и попросил у него 15 миллиардов марок. Потом еще были суммы, связанные с выводом советских войск из Германии, а потом поляки затребовали транзитные деньги на вывод войск. Но для Горбачева главным были не деньги, а возможность договориться о партнерстве с Западом".
Саммит НАТО в Лондоне
Однако ход событий, казалось, свидетельствовал об обратном. На саммите НАТО в Лондоне 5-6 июля 1990 года была принята итоговая декларация. Считается, что этот документ поставил точку в холодной войне.
В декларации отмечается, что перемены в Европе требуют от НАТО адаптации к новым реалиям. Никто не может точно предсказать будущее, поэтому альянс будет и дальше выполнять свои задачи по защите мира, но делаться это будет на новой основе.
НАТО предложило бывшим противникам дружбу и создание институтов взаимодействия с альянсом, пригласило Михаила Горбачева выступить в Брюсселе, предложило странам ОВД присоединиться к совместной декларации об окончании вражды.
В связи с предполагавшимся выводом советских войск из Германии Североатлантический альянс собрался серьезно сократить военное присутствие в Европе, заключить ряд соглашений о сокращении как обычных, так и ядерных вооружений. На смену стратегии "обороны на передовых рубежах", действовавшей до сих пор, должна была прийти доктрина "гибкого реагирования", в меньшей степени полагающаяся на ядерное оружие.
Однако о дальнейшем расширении или, наоборот, прекращении экспансии НАТО в документе не было сказано ни слова.
Через десять дней после саммита Горбачев вновь встречался с Колем и обсуждал детали объединения Германии. 17 июля генсеку позвонил президент США Буш и подтвердил основные положения принятой на саммите декларации, в том числе идею расширения роли ОБСЕ и создания новых европейских институтов, в которых Советский Союз мог бы участвовать, чтобы стать частью новой Европы.
Горбачеву эти заявления очень пригодились для усмирения собственных аппаратчиков, не разделявших его оптимизма по поводу новой Европы. Сам генеральный секретарь, похоже, считал, что будущее Советского Союза решалось в Европе, а Германия была в ней решающей силой. Он полагал возможным создание "общеевропейского дома", в котором учитывались бы и советские интересы. Декларация НАТО укладывалась в эти расчеты.
Возможно, этот оптимизм в западных столицах и не разделяли, но и рисковать отторжением Советского Союза от европейских процессов тоже не хотели. В докладной записке Европейского бюро Государственного департамента США, подготовленной для обсуждения новой стратегии НАТО представителями СНБ, Госдепа и Генштаба, отмечается, что потенциальная советская угроза остается и представляет собой одно из обоснований дальнейшего существования альянса.
Однако в том, что касается возможного вступления в альянс восточно-европейских государств, документ сообщает: "В текущей обстановке предоставление этим странам полного членства в НАТО и гарантий безопасности не в интересах НАТО и США".
Соединенные Штаты "не хотят организовывать антисоветскую коалицию, чей рубеж проходит по границе СССР. Такая коалиция будет восприниматься Советами весьма негативно и может привести к тому, что текущие позитивные тенденции в Восточной Европе и СССР будут обращены вспять".
Военные, между тем, как раз предпочли бы "оставить дверь в НАТО приоткрытой". В администрации Буша долго обсуждали этот вопрос, равно как и неизбежное усиление европейской "группировки" внутри НАТО, чреватое, по мнению ряда американских дипломатов, возможным расколом внутри альянса. В итоге администрация согласилась с позицией Государственного департамента.
После объединения Германии
Заявления о нерасширении НАТО на восток последовали и после подписания договора "два плюс четыре". Посол Соединенного Королевства в СССР (а затем и России) в 1988-1992 годах сэр Родерик Брайтуайт вспоминает в своих дневниках, как во время визита в Москву в марте 1991 года британский премьер-министр Джон Мэйджор, отвечая на вопрос министра обороны СССР маршала Дмитрия Язова о возможном вступлении в альянс восточно-европейских государств, заверял его, что "ничего подобного не случится".
Кстати, на той же встрече Михаил Горбачев выразил беспокойство тем, что разговоры о будущем НАТО на Западе вновь изменили тональность. Мэйджор поспешил заверить его в том, что это не так и речи об усилении альянса не идет.
Можно спорить о том, пытались ли западные страны обмануть Советский Союз, однако желание бывших членов советского блока занять свое место в европейских институтах было очевидно уже в 1991 году. Члены Вышеградской группы (Польша, Чехословакия и Венгрия) договорились координировать усилия в области евроинтеграции - и в том числе вступить в НАТО.
Интересно, что уже тогда экспансию НАТО на восток не одобряли многие крупные политические фигуры. В открытом письме президенту Биллу Клинтону в июне 1997 года патриархи американской политики Роберт Макнамара, Джек Мэтлок, Пол Хитц и другие назвали расширение альянса "политической ошибкой исторических пропорций".
"В нынешних условиях расширение НАТО по предложенной схеме в лучшем случае преждевременно, в худшем - контрпродуктивно, и в любом случае не имеет отношения к проблемам, стоящим перед странами, расположенными между Германией и Россией", - считал крупный американский специалист по внешней политике Майкл Мандельбаум, также подписавший письмо.
Расширение альянса должно было обойтись в огромные деньги - если только это не был пустой политический жест. Причем львиная доля его пала бы на плечи американских налогоплательщиков. Что же касается собственно военной составляющей, то в результате перестройки альянса после Лондонского саммита его вооруженные силы были куда лучше подготовлены к обороне, да и европейская система безопасности продолжала действовать, указывал Мандельбаум.
Другие политические тяжеловесы - Збигнев Бжезинский, Генри Киссинджер, Уильям Одом - наоборот, полагали, что эксперимент с построением демократического общества в России далек от завершения. И в любом случае, даже потеряв империю, Россия не потеряла имперские амбиции. Расширение альянса на восток представлялось его сторонником своего рода страховкой от непредсказуемых действий Москвы.
Votum Separatum
Собственно, и само объединение Германии и перераспределение баланса сил в Европе не всем в то время представлялось обоснованным или желательным.
В беседе с Михаилом Горбачевым 23 сентября 1989 года премьер-министр Великобритании Маргарет Тэтчер попросила не вести запись и сообщила генсеку, что, несмотря на заявления в коммюнике НАТО, западные державы не считают это необходимым: "Великобритания и Западная Европа не заинтересованы в объединении Германии. Это приведет к изменениям послевоенных границ, и мы не можем этого позволить, поскольку такое развитие событий подорвет стабильность всей международной ситуации и может угрожать нашей безопасности".
"Мы также не заинтересованы в дестабилизации Восточной Европы и распаде Варшавского договора, - продолжает премьер-министр. - [...] Я могу сообщить вам, что это позиция и президента США. Он отправил мне телеграмму в Токио, в которой просил сообщить вам, что Соединенные Штаты не предпримут ничего, что могло бы угрожать интересам безопасности Советского Союза или быть воспринято советским обществом как угроза".
Тэтчер опасалась укрепления Германии и ее влияния в Европе, памятуя об колоссальных жертвах и огромном экономическом напряжении, которыми удалось остановить Германию в двух мировых войнах, разоривших континент. "Железная леди" недолюбливала канцлера Коля и считала, что у него появились диктаторские замашки.
Кстати, и Франсуа Миттеран, несмотря на официальную поддержку процесса объединения Германии, известен фразой: "Я так люблю Германию, что был бы счастлив, если бы их было две".
Некоторые исследователи полагают, что Великобритания и Франция пытались если не предотвратить, то хотя бы замедлить объединение Германии с помощью Советского Союза, но Горбачев раскусил эти замыслы и не пожелал таскать для Лондона и Парижа каштаны из огня.
Другие историки считают, что главной целью генерального секретаря было создание "общеевропейского дома" в том виде, в котором он его понимал, и упустить возможность присоединить СССР к структурам безопасности в Европе он не пожелал.
Упущенная возможность?
Существует точка зрения, согласно которой довольно поспешное расширение НАТО на восток в определенной степени предопределило дальнейшие отношения Запада и России.
В частности, Джошуа Ицковиц Шифринсон пишет: "Есть множество причин осуждать поведение России в Грузии и на Украине, как и поведение в отношениях с государствами Восточной Европы. Но российское руководство, возможно, говорит правду, когда утверждает, что действия России вызваны недоверием. Эту возможность во многом заслонила дискуссия о том, было ли будущее НАТО ограничено однозначно трактуемым кодифицированным соглашением. Поскольку отсутствие соглашения не есть доказательство того, что договоренностей не было, марш НАТО на восток, перевернув неформальные договоренности 1990 года с ног на голову, мог оставить в России ощущение изолированности".
Другие исследователи, например, Игорь Сутягин из Королевского объединенного института оборонных исследований, считают, что взаимное недоверие - это побочный продукт в первую очередь российской политики и что попытки удержать свое влияние на пост-советском пространстве последовательно отталкивали от Москвы все ее бывшие сателлиты.
После Приднестровья, Чечни, Абхазии, не говоря уже об Украине, в восточноевропейских столицах необходимость обезопасить себя от агрессивного соседа ни у кого не вызывает сомнения, полагает он.
В этом случае наличие или отсутствие письменных обещаний не играет роли: устав НАТО открывает доступ в альянс всем желающим при соблюдении ими определенных условий. Хотя Словакии, например, изначально во вступлении в НАТО было отказано как раз на основании действий ее тогдашнего премьера Владимира Мечиара, которые в Брюсселе сочли недемократическими.
Владислав Зубок напоминает, что теория международных отношений исходит не только из намерений, но и из возможностей. А военные возможности, продемонстрированные НАТО в Югославии, в Афганистане, в Ливии, не позволяют рассматривать альянс как клуб любителей теоретических рассуждений, если вы живете в России. И когда границы этой организации приближаются к вашим собственным, это вызывает естественное беспокойство.
В вопросе о противостоянии НАТО российские либералы в начале 2000-х годов проиграли силовикам, и хотя приход последних во власть не объясняется только этим, расширение альянса облегчило им дорогу наверх, полагает Зубок.
Сослагательное наклонение
В определенном смысле расширение сыграло с НАТО злую шутку. Для новых участников альянса членство в нем представлялось гарантией собственной безопасности - пресловутая пятая статья устава НАТО обещает бросить всю мощь альянса на защиту любого из его членов, подвергшегося вражеской агрессии.
Однако в странах "старой Европы" не слишком много желающих отправлять своих солдат на защиту условной Эстонии и получать потом их тела в цинковых ящиках.
Опрос крупного исследовательского центра Pew Research в мае 2017 года показал, что во Франции, Испании и Великобритании более 40% граждан считают, что их вооруженным силам не следует вмешиваться в конфликт между Россией и кем-то из их союзников по НАТО. В Германии же таких и вовсе 53%.
В США, кстати, против военного противостояния с Россией в рамках союзнических обязательств выступают 31% опрошенных, что для страны, являющейся фундаментом блока, тоже очень много.
Всех этих сложностей можно было бы избежать, если бы сама Россия тоже присоединилась к НАТО. Впервые об этом заговорил Никита Хрущев в 1954 году. В альянс СССР не пустили, а годом позже возникла Организация Варшавского договора.
О членстве в альянсе говорили и президенты России Борис Ельцин и Владимир Путин. На словах с ним соглашался и генеральный секретарь НАТО тех лет лорд Робертсон.
Но реально членства России в НАТО западная геополитическая мысль не предусматривала никогда, полагает Владислав Зубок. Россия слишком большая, слишком разная и слишком непредсказуемая, а ее полноценное участие в блоке наверняка поставило бы под угрозу ключевое положение США в блоке. Это, кстати, понимал и Горбачев.
Даже в лучшие годы взаимодействие Москвы и Брюсселя не простиралось дальше совета Россия-НАТО. Однако практическое сотрудничество России и НАТО было возможно. Некоторые российские политики еще в начале 2000-х годов предлагали вместо абстрактного членства России в альянсе создать пан-европейскую систему противоракетной обороны - по сути, применить тот же механизм, который в форме Евросоюза уже почти три четверти века удерживает Европу от большой войны.
Глубокая взаимозависимость бывших противников - это очень эффективный способ предотвратить конфликт. Но создать такую зависимость, особенно в военной сфере, где засекречено все что можно, дело непростое, требующее в первую очередь немалого кредита доверия к "потенциальному противнику".
В начале 2000-х годов этого кредита уже не было - и, судя по нынешнему характеру отношений России и Запада, появится он нескоро.