"Ну почему, почему, почему был светофор зеленый?" — грянули на бис русские актеры. Кто бы мог подумать, что этот привет от Валерия Леонтьева далеких 80-х будет так актуально звучать сейчас, почти сорок лет спустя. Все бежали-бежали куда-то, а потом вдруг застыли и задумались. Только "зеленый свет" оказался влюбленным исключительно в переболевших и вакцинированных, которые смогут попасть на долгожданный концерт Маэстро.
В последние недели лета Раймонд Паулс практически не сходит со сцены. Только в Рижском русском театре заявлено девять концертов. До этого он собрал аншлаг на две с половиной тысячи зрителей в "Дзинтари" и два полных Национальных театра с Элиной Гаранчей. Как обозначает свою бурную деятельность на фоне пандемии сам Маэстро — "у меня "четвертая волна", то ли кокетничая по поводу схлынувшей из Юрмалы "Новой волны", то ли предрекая скорый возврат трудных времен. В одном сомнений нет: невозмутимый Паулс в белом у белого рояля — константа, которая своим существованием гарантирует, что латвийский глобус по-прежнему крутится-вертится. А если повезет перехватить улыбку, скупо брошенную Нике Плотниковой, — считай, и ревакцинация не потребуется.
За почти 60 лет сотрудничества с Рижским русским театром Маэстро озвучил девять музыкальных спектаклей, из которых в концерт отобрали четыре самых свежих. Впрочем, можно ли назвать свежим "Одесса, город колдовской", который сыграли не то 170, не то 180 раз, а он все как новенький?
- Чем Рижский русский театр отличается для вас от многочисленных других площадок?
- Как чем? Он в самом центре — это близко (к моему дому)… Я сюда пришел, когда вы не родились еще — в 63-м году. Уже тогда тут что-то писал, но, к сожалению, тех нот теперь не могу найти — это была какая-то советская пьеса, а актеры тогда играли, которые еще до войны начинали, сюда даже из Москвы некоторые приезжали.
Я тут работал в разные периоды с разными режиссерами — со всеми находил общий язык. Мне с русскими актерами нравится — менталитет отличается от наших. Они всегда с полной отдачей репетируют. А с Никой (Плотниковой) я вообще чувствую, что она в каждый следующий момент будет делать на сцене. Я нашим (латышским актерам) часто говорю: почему русские так могут, а вы — не можете? У них как-то все холодновато…
В принципе, эта программа должна была звучать в феврале. В связи с моим… столетием. (Смеется.) Думал один раз собрать все, что я тут делал, — и хватит. Но уговорили на столько вот (разводит руками) концертов. Чувствую, будет трудно. Может, публика не придет и отменят? Посмотрим.
Так получилось, что сейчас все мои концерты пошли вместе, один за другим. Первый открытый я сыграл в "Дзинтари" — две тысячи людей собрали — очередь до моря выстроилась, чтобы показать свои бумаги. Это ненормально. Чувствую, что мы потеряем публику — интерес к концертам будет намного меньше.
- Почему, люди ведь так изголодались по культуре?
- Как кто. Да и потом, билеты стали дорогие, настроения какие-то непраздничные — в общем, у всех свое.
- Трудно поверить, глядя на вашу бодрость, что вы даже войну видели. Тогда люди тоже оказались в ситуации крайней неопределенности. Есть что-то общее?
- То, что люди из любой ситуации способны выкрутиться, как бы вокруг не полыхало. Например, мои знакомые артисты начали выращивать в саду огурцы, помидоры — жить захочешь, переключишься. Хотя многим все это тяжело дается. Все "халтурные" концерты закрыли, на которых они деньги зарабатывали… У нас ведь маленькая аудитория — все дома культуры наперечет.
- Играю сам для себя. Мне повезло, что успел выйти на другой уровень, сложный даже для меня. В последние годы встретился и работал с гениальным дирижером Марисом Янсонсом — к сожалению, он недавно ушел. Еще одна удача — работа с певицей Элиной Гаранчей. Мирового класса исполнители, к которым надо очень готовиться и с которых мне есть что взять.
- Вы сами еще волнуетесь, когда на сцену выходите?
- Когда я с Янсонсом выходил — очень волновался. Говорю ему: ты же дирижировал с лучшим пианистом мира, а я путаю ноты, мажу, играю нечисто. И тогда он сказал фразу, которую никогда не забуду: если бы ты слышал, как играют эти мировые звезды, что они творят, как путают… Так что все живые люди.
- Новая ситуация вдохновляет вас на новые мелодии?
- Нет. Но для Гаранчи надо было сделать другой репертуар — она не может петь легкую эстраду, она же оперная, у нее глотка такая… о господи. После нее я сказал (и уже получил за это по голове), что не знаю, как переключиться на этих… поющих актеров. Им ведь и петь не надо. Я видел как один из лучших русских актеров пел, пел, а когда надо было в кульминации ноту взять — он это дело так красиво обыграл, молча показав пальцем в небо. Выпутался. Публика была в восторге. А как-то я аккомпанировал Рафальсону — он талантливый актер, но музыкально не особенно. Стараюсь, под него подстраиваюсь, а он вдруг все останавливает и говорит: Маэстро, вы мне не то сыграли. Как публика хохотала! И докажи ей, что он неправ.
- Как вы чувствуете, что будет хит?
- Самое важное, как в кино, так и в театре, чтобы что-то вышло за двери и пошло в люди. Был такой классик советской эстрады Дунаевский — у него из каждого фильма что-то люди пели. Удается это мне? Не знаю… Никто этого заранее не знает. Я же сто раз рассказывал, что Пугачева "Миллион алых роз" петь не хотела — сказала, что это слишком простенькая мелодия для нее. Так же было и с "Листьями желтыми" — наши местные сказали: это мы петь не будем. Получилось наоборот. Как ни странно, перевод "Миллиона алых роз" вышел во всех азиатских странах, начиная с Японии, потом был китайский и корейский — все пели.
Мне в свое время очень помогло то, что я вышел на русский рынок, сам про это не думая. Встреча с Вознесенским, Евтушенко. Великие люди, совсем другой подход к стихам. Они стадионы в свое время собирали — сейчас такое невозможно… Латышский текст — это мой долг, мой язык, это надо писать, но выйти с ним на международный уровень почти невозможно.
- А молодые латышские композиторы есть интересные? Там же язык не важен…
- Думаю, многим из них я на нервы действую. В хоровой музыке у нас есть очень сильные молодые ребята. Появился хороший симфонист Екаб Янчевский, сын актрисы. Он мне аранжировки для Гаранчи делал — очень талантливо. Кто-то есть, но как им пробиться? Теперь на все деньги нужны, большие деньги. Кто без денег будет делать запись, видео, рекламу? И все же, хоть мы и маленькие, но два-три великолепных дирижера из Латвии вышли, а сколько оперных певцов?! В эстраду же нам лучше и не лезть, зачем нам этот кошмар "Евровидения"?
- Тут и про вас пошел слух, что собираетесь покинуть большую сцену…
- Покинуть, о господи! Это все журналисты придумали. Мне надо столько отыграть! Столько долгов накопилось перед людьми, которые билеты покупали. Им даже деньги вернуть предлагали — не берут. Надо всем что-то сыграть…
- Вам надо выйти на Домскую площадь с роялем и объявить: отдаю долги, кто не успел — тот опоздал!
- Да пусто там, на Домской площади — туристы исчезли, гостиницы закрылись. На море тоже пустота… Подождем, посмотрим, чем все закончится.
- Улыбку сегодня хоть что-то вызывает?
- Улыбку у меня вызывает только собака моей дочери — как увижу эту слюнявую рожу, так сразу смеюсь. Я даже ее фотографию всегда ношу с собой. (Показывает в бумажнике.) С ним на улицу не выйти — все останавливаются и смотрят, как у него течет изо рта. Если кто-то и живет в коммунизме, так это он — Франко. Ему специальную еду покупают, носятся с ним… Всем бы так.