Актриса Валентина Лукьяненко: Виктюк — это сказка

"Юбилейное самочувствие, как маленький цунами", - шутит актриса Русского драматического театра Литвы Валентина Лукьяненко, недавно отметившая юбилей – 65 лет со дня рождения.

В.Лукьяненко родилась 12 января 1950 года в Харькове. В 1972 г. окончила Высшее театральное училище им. М.Щепкина. Последние сорок лет работает в РДТЛ. На этой сцене она сыграла около сотни ролей, работала с известными режиссерами – Романом Виктюком, Владимиром Ланским, Эдуардом Митницким, Иваном Петровым, Далей Тамулявичюте, Йонасом Вайткусом. В настоящее время занята в одиннадцати спектаклях, в том числе – «Ёлка у Ивановых», «Евгений Онегин», «Горе от ума», «Прошлым летом...» и «Жизнь удалась».

Одна из самых ярких ролей В.Лукьяненко – Медея. Жену древнегреческого героя Ясона она сыграла в поставленном Линасом Зайкаускасом в 1974 г. спектакле «Медея» по трагедии Еврипида.

«Этот персонаж, Медея, не хотела, чтобы я играла другие роли. Она буквально настолько присвоила меня, что я потом уже просила ее: «Медея, позволь мне что-нибудь еще сыграть», - рассказала актриса в интервью DELFI.

Среди самых запомнившихся ролей актрисы – Полли Пичем в «Трехгрошовой опере» Бертольта Брехта; Катя в «Тамаде» по Александру Галину (реж. И.Петров); Марфинька в «Приглашении на казнь» Владимира Набокова (реж. Григорий Гладий); Рут в спектакле «Влияние гамма-лучей на бледно-желтые ноготки» Поля Зиндела (реж. Леонид Владимиров) и др.

- Валентина Иванова, Вы учились в "Щепке" (Высшее театральное училище имени М.С.Щепкина) на курсе самого Юрия Соломина... Какими Вам вспоминаются студенческие годы?

- Это было, наверное, самое счастливое время, потому что, когда я поступила в "Щепку", я прекрасно помню свое самочувствие. Неглинная улица, большое окно, я сижу на подоконнике, и Москва за окном вечерняя. И как ни странно, это было ощущение камерной Москвы, какой-то домашней. И я смотрю в окно и думаю: «Сказка исполнилась, я буду учиться на актрису».

Это было здорово, потому что мы с утра до ночи учились... Мы жили на Трифоновской в училище, в девять утра начинались занятия, а уже в половине восьмого мы были в институте, и готовили этюды, а после окончания занятий мы оставались и готовились к завтрашним занятиям... В общем, это было счастливое учение, а каждую субботу мы собирались у мальчиков... Помню, сентябрь 1968-го года, тогда были такие астраханские арбузы огроменные. Мы их брали и каждую субботу устраивали арбузники, тогда мы позволяли себе отдыхать. Боже, сколько всего было, мы прыгали со шкафов и это было так здорово!

Были у нас замечательные педагоги - Ирина Ильинична Судакова, Владимир Сергеевич Сулимов, Юрий Мефодьевич Соломин, Виктор Иванович Коршунов. И, честно говоря, если бы не эти люди, не мои педагоги, не знаю, что бы из нас получилось. Они стали человеческим мерилом, они отдавали нам все-все.

- Вы родились в Харькове, учились в Брянске и Москве, дебют Ваш состоялся Казани, а в Вильнюс Вас пригласил сам Роман Виктюк... Довольно богатая география в Вашей биографии!

- Дело в том, что мой папа был военный инженер. Поэтому из Харькова мы поехали в Забайкалье, оттуда нас перевели в Братск. Там города еще не было, была совершеннейшая тайга, и мы там кормили комаров.

Я там жила года два, а морозы какие у нас были — за 40 градусов! Школа у нас деревянная была, идти было очень долго, шли мы как-то туда с одноклассником Петей, дошли, а школа закрыта. А мы час почти шли. А когда потом вернулись домой, я не могла открыть дверь дома и стояла и плакала, потому что руки превратились в ледышки. Но кто-то из взрослых открыл, слава богу, дверь. И меня потом в теплой воде отогревали...

А потом мы поехали в Подмосковье, город Зарайск, где бабушка жила. Чудесное это место, старое сердце России, туда до сих пор нет поездов, только автобусы ходят. Оттуда мы переехали в Брянск.

- А как Вы в Казани оказались?

- В Казань меня распределили после института, у меня ведь не было московской прописки. Я поступила в Казанский драматический театр имени Качалова. И там очень хорошо проработала два года, сыграла очень много ролей. Мой дебют был в «Дикарке» Островского. И у меня столько работы было! Там была чудесная режиссер Алла Бабенко, с ней было очень интересно работать, она меня так раскрыла - я играла роли, о которых в институте и не мечтала.

И именно Алла Бабенко написала письмо Роману Викюку. Она написала: «У меня есть девочка, какой у тебя нет». Я приехала в Брянск в отпуск из Казани. А он стоит на служебном входе Брянского театра, куда приехал с Вильнюсским драматическим театром на гастроли. И тут я выхожу из-за угла, а Роман Григорьевич говорит: «Вот идет Валя Лукьяненко». Хотя он меня не знал.

Я подошла, он мне палец дал и повел меня через служебный вход, сказав: «Пойдем, детка». Я смотрела его спектакль «Дело передается в суд», где играли Валя Мотовилова, Миша Евдокимов... А в спектакле такой финал эмоциональный, и у меня слезы так и брызнули. Спектакль уже закончился, а я сижу, меня трясет! А Роман Григорьевич наблюдал за мной с балкона и говорит: «А, достало тебя!». Я показала потом небольшую роль, мне сказали, что меня берут в Вильнюс, но надо подождать еще год. Через полгода мне прислали вызов в Казань, и вот я приехала в Вильнюс в 1974 году.

- А Виктюка еще застали?

- Дело в том, что он дал мне три работы — в «С любимыми не расставайтесь», в «Валентине и Валентине» и еще какую-то третью работу. Но меня позвали на киносъемки, и я уехала сниматься, а Роман уже должен был уезжать в Москву. Он меня ждал-ждал, а потом просил передать, что для меня уже ничего не сможет сделать. И вот так получилось, что он уехал, а я приехала.

Мы с ним поработали совсем немного - тогда, когда он меня вводил, и еще пришлось мне играть у него в «Уроках музыки»...

Романа мы всю жизнь вспоминаем... Ведь очень важно, на каком пространстве работает режиссер и какой задает тон. Нужно было быть добрым, настоящим, порядочным, честным, не жалеть себя. У него нельзя было быть подлым, ябедой. Это не произносилось, но его актеры были личности. И потом эта разница всегда чувствовалась. Приходил другой режиссер, он вроде ничего не говорит, а вот чувствуется, что какая-то отрава рядом.

А Роман — это вообще сказка. Он и шутил, и обзывал, и унижал, и многое прощал, но это была сказка. И вот говорят, что именно тогда, когда работал в Вильнюсе, был самый интересный Виктюк. Я как-то приезжала в Москву, то видела, что они «Саломею» репетировали, но того, что было, уже не чувствовалось. А тогда это было замечательно...

- И тем не менее, в одном из своих интервью Вы сказали, что идеальным режиссером считаете не его, а Григория Гладия.

- Не то, чтобы он был идеальным, я имела в виду то, что он открыл мне новые театральные горизонты. Его спектакль «Приглашение на казнь» был дипломным. Он тогда заканчивал ГИТИС и приехал сюда ставить. Гриша замечательный и как режиссер, и как педагог, и как человек. Он ведь тоже бесконечно порядочный, бесконечно творческий, себя не жалеющий. Мы с ним немного пересеклись, пока он тут репетировал Онегина, и я заметила, как при нем стали открываться наши артисты.

- Вашей визитной карточкой считается роль Медеи у Зайкаускаса.. Что Вам дала эта роль - формально и, по крайней мере у Еврипида, детоубийцы?

- У меня с такими важными ролями все время казусы какие-то. Меня вообще не было в списке исполнителей. А потом у меня спрашивают: «А почему вы не приходите?» И вот мне предложили попробоваться. А меня такое головокружение... Во-первых, действительно, детоубийца. Но я себе самой сказала, что она, естественно, не убила детей, а просто перевела их на другой план ментальный. И когда читаешь Еврипида, это все подтверждается.

Я попробовала этот монолог, там еще две исполнительницы были, но они сказали: «Пусть Валя делает». Эта роль на меня так подействовала, даже голос изменился, стал совершенно античным, хотя у меня никогда не было этого. Но эти все монологи - они как будто про меня.

С этой ролью было много работы, за лето я ее выучила, мы были у моря. И это действительно была роль, с которой я жила. Тогда было очень трудное время в театре, первые годы независимости Литвы, зрителю было не до искусства, театр был холодный. А мы репетировали восемь месяцев. И приходилось, как на магнитофоне, много раз повторять текст, а роль была не просто сама по себе, а связана с женским хором. Было тяжело, я жаловалась режиссеру, но нельзя было формально относиться к делу, потому что замылишь, затрешь, и потом уже обратно не вернуться.

И интересно то, что этот персонаж, Медея, не хотела, чтобы я играла другие роли. Она буквально настолько присвоила меня, что я потом уже просила ее: «Медея, позволь мне что-нибудь еще сыграть». Не хотелось, да и трудно было подобрать материал, который мог бы сравниться с этим. Потом уже Артем Иноземцев, царство ему небесное, подошел ко мне, обнял и сказал: «Валя, я хочу сделать «Без вины виноватые, сыграешь у меня Кручинину?»  Я ответила: «Да, Артем». Правда, мы еще не отрепетировали первого акта, как он скончался, а завершение работы было тяжелым...

- В Русском театре Вы работаете 40 лет, сыграли более 100 ролей, какой период из жизни театра Вы бы назвали периодом его расцвета, и какое место в этой градации занял бы нынешний Русский театр?

- Расцветом бы я назвала десятилетие начиная с того момента, как я пришла, с 1974 года. По уровню режиссеров, по выбору пьес... Тогда Русский драмтеатр даже для литовской публики, для литовских театров, был авангардным. Мы ставили нетипичные постановки, это и «Приглашение на казнь», и другие. После этого был упадок, потом вроде как налаживалось, но мне кажется, что по большому счету, к расцвету театр так и не пришел. А сейчас ситуация в театре непростая, здесь много случайного.

- Но «Елка у Ивановых» как выстрелила!..

- Да, «Елку у Ивановых» я обожаю. Мы с ней мучились-мучились, это есть такая финская поговорка: «Если очень мучиться, человек получится». Ужасно мучительно все это было, думали, какой-то маразм, а получилась такая вещь! Я обожаю "Елку", и этот реквием! Когда мы его поем, ну просто сердце радуется. И это, наверное, самый любимый спектакль из идущих...

- Валентина Иванова, Вы родом из Харькова, остались ли у Вас там родственники, как им там живется?

- Мой отец из Харькова, мама из Зарайска. Мамочка русская, а папа украинец. В Харькове была двоюродная сестра, но она уже умерла.

А когда-то каждое лето мы ездили к бабушке в Харьков, собирались с соседями, пели. Во дворе рос грецкий орех, и все собирались и пели, как же это здорово было — на улице, под грецким орехом. У бабушки картошка была, треска соленая, помидоры, огурцы, украинский борщ, но ни колбасы, ни мяса не было...

Я очень люблю Украину, люблю Харьков, мы там жили на Улице 7-го съезда, и как-то поехали туда на гастроли. И я пошла на улицу, где была маленькой девочкой, и нашла этот дом. И говорю: «Вот будет здесь маленькая лесенка, которая никуда не ведет, так как стена была замурована».

И мы заходим, и правда: есть эта лесенка, и все по-прежнему замуровано, и у меня прямо мурашки по коже. Ведь мы там еще с моей сестрой от мамы прятались и падали в лужу, и мама нас ругала...

Да, Харьков... Здорово там было, но только что там сейчас наделали — это, конечно, ужасно, ужасно...

- Спасибо за беседу.