Денис Харченко окончил военный лицей, учился в Харьковском национальном университете воздушных сил имени Кожедуба, на летном факультете. Но по состоянию здоровья вынужден был перевестись на факультет противовоздушной обороны. Во время учебы познакомился с Екатериной, которая позже станет его невестой. 25 июня 2021 года выпустился из университета, стал командиром зенитно-артиллерийского взвода 36 отдельной бригады морской пехоты имени контр-адмирала Михаила Белинского. Полномасштабное российское вторжение встретил в Мариуполе. В середине апреля выходили из окружения. Так и попали в плен. И уже 8 месяцев там. О молодом лейтенанте рассказывают его родные. Далее – прямая речь мамы и невесты Дениса.
Мама Татьяна: "В "плюсе" сына для меня больше, чем тысяча слов"
Денис с самого детства был молчаливым и в то же время словно – маленький профессор. И мы с мужем, и все наши друзья к нему относились серьезно. Если он уже что-то скажет, то это так и есть, без сомнения.
Очень любознательный. О том, что его интересовало, много читал, а потом нам рассказывал.
Он как был молчаливым, так и остался, не очень любит рассказывать о себе. Хотя его снимали журналисты во время поступления в университет и когда выпускался тоже.
Я смотрела его "интервью" с российским пропагандистом. Мой сын настолько подбирал слова, настолько продумывал каждый ответ.
Когда он был еще в Мариуполе, вышел на связь 7 апреля, и это была благая весть для нас. Написал мне сообщение – поставил "плюсик". В этом плюсе было все: что он жив, все хорошо. Больше общения было с Катей. Я понимаю, что им нужно было поговорить. Я не разочарована этим плюсом. Он для меня больше, чем тысяча слов.
Денис не знал, что я была в оккупации, но потом я написала, что уже в безопасности, выехала из страны. Он ответил: "Хорошо".
В сети он был 9 апреля. А уже 17 апреля знакомые из России сказали, что видели Дениса. Я сначала думала: нервы полощут. Но потом нашла в интернете сюжет. Я его просмотрела несколько раз, вглядывалась: как сын идет, как сидит, дышит, говорит.
Когда он был подростком, мы играли в шпионов, я ему говорила: "Сынок, если вдруг будет какая-то ситуация, когда ты не сможешь мне что-то сказать, используй некоторые фразы, и я тебя пойму". Мы обсудили эти фразы. И я так вслушивалась в надежде, что он помнит.
Чуткий Денис
У него дед – офицер, прадед тоже погиб в 1942 году, да и прапрадед тоже военный унтер-офицер царской армии. Думаю, это именно влияние дедушки подтолкнуло Дениса стать военным. Они много общались, у нас большая библиотека, вместе читали, дедушка ему рассказывал историю, он по второму образованию – учитель истории.
Когда сын пошел после военного лицея в военный университет, все были против. Только отец и дед поддержали.
Я была против, потому что, когда общалась со свекровью, свекор еще служил, и из ее рассказов поняла, что это очень тяжелая жизнь.
Из-за проблем с желудком и позвоночником вынужден был перевестись на факультет противовоздушной обороны. У летчика должно быть идеальное здоровье.
Но он никогда не жаловался, не рассказывал о своих проблемах, он меня жалел.
Когда я узнала, что его переводят в Морскую пехоту, у меня было какое-то нехорошее предчувствие.
Но сейчас всем трудно. И среди однокурсников Дениса уже есть погибшие летчики и вертолетчики. Очень тяжело читать о погибших. Такие молодые! Цвет нации.
Когда Денис был на передовой, тоже ни разу не жаловался на условия или еду. Рассказывал, что у них много котов, что они с ними спят, что все хорошо. В последнее время, до вторжения, начал не звонить, а записывать голосовые. Я только недавно поняла, что чтобы не было слышно боевых действий. Голосовые же можно записать, когда тихо. И то рассказывал, что они утепляются, дрова рубят, ничего больше.
Один раз прислал видео: минное поле, и там маленький котенок. Денис этого котенка спасал – без бронежилета, без каски, снимает с себя бушлат, накидывает на животное, берет его в руки и говорит: "Пойдем, ты же здесь пропадешь". А холодно – декабрь! Я ему потом говорю: "Сынок, ты же так рисковал". А он меня успокаивал, говорил, что не мог оставить котенка замерзать.
Он вообще очень чуткий. Понимал, чего хотят люди. Хоть и добавлял, что независимо от положения в обществе и статуса все хотя жить мирно, вместе с семьей.
26 дней оккупации
Мы живем в Чернигове, но 24 февраля выехали в село Ивановка, где родилась моя мама, и жили родственники. Решили поехать к ним и пересидеть. Никогда бы не подумала, что россияне могут зайти в это село. Я еще 3 марта съездила в Чернигов, взяла некоторые вещи, продукты, а когда выезжала, было наступление, сильные обстрелы, по трассе я ехала 160 км/час, летела на машине. Только приехала, вышла из машины, как начался минометный обстрел. Мы успели спрятаться в погреб.
Часа 3 сидели в подвале с семьей моей двоюродной сестры, с нами – и ее внучка, которой на тот момент был месяц, с зятем и моим шурином.
А 4 марта уже зашли российские подразделения, начали зачистки, зашли к нам во двор, мы начали разговаривать. Я спросила российского офицера, зачем они пришли. Ведь у нас здесь женщины, дети. А он мне с такой претензией: "Вы думаете, мне это нравится? Я вообще месяц не мылся!"
Мы пробыли в оккупации 26 дней. Но за это время столько натерпелись!
У меня младшей дочери 12 лет, я не разрешала ей выходить, показывать лицо. Я за нее очень боялась.
Я не разрешала себе плакать или жалеть себя и сейчас пытаюсь держаться, мне кажется, эта связь держит там сына.
Связи практически не было, где-то раз в три дня я выходила далеко в поле, оно простреливалось с обеих сторон, это был риск, но я ловила связь, звонила Кате и спрашивала, как Денис. Больше всего боялась, чтобы никто из коллаборантов не сообщил, что я – мать военного. Причем боялась не за себя, а за родственников. Но мне повезло.
"Я чувствую тепло его щеки"
Друзья Дениса потом рассказывали, что им там было очень тяжело: впроголодь, воду пили из батарей.
Я следила за событиями в Мариуполе, молилась. Понимала, что деоккупация невозможна, но хотелось верить в чудо.
Во время круговой обороны у них закончились боеприпасы, они решили выходить малой группой. Шли несколько суток к населенному пункте, который на карте был еще украинским, но когда добрались, оказались в кольце.
Их накормила какая-то местная женщина, а потом сообщила российским военным, что у нее морпехи. Когда за ними пришли, Денис вышел первым – вдруг расстреляют, чтобы подчиненные не пострадали. И только потом подал им знак.
Эта война и эти смерти такие несправедливые! Мы теряем самых лучших. Но нас не сломить.
После освобождения я с дочерью выехала в Германию. Мы здесь ходим на митинги, напоминаем о пленных, чтобы не забывали, помогаем семьям военнопленных.
Уже давно не было обменов. Я слежу за каждым. Все время думаю про сына, жду его.
Понятно, что они возвращаются из плена худые, изможденные. Очень страшно, что такое происходит в 21 веке, что не соблюдаются конвенции по военнопленным. Но меня больше всего пугают моральные, психологические последствия. Но надеюсь, что парни выдержат, что все будет хорошо.
Я знаю и представляю, какой будет наша встреча. Я буду идти и плакать – то, что не позволяю делать себе сейчас. Упаду на колени и будут целовать землю, по которой он прошел. Я чувствую, как его обнимаю, чувствую тепло его щеки. Скажу ему, что он – большой молодец, что он герой, как мы его любим и как ждали.
Невеста Екатерина: "С Денисом всегда в безопасности"
Денис – настоящий мужчина, воин, за ним, как за каменной стеной. Я к нему приезжала в Чугуев, в университете он проводил мне экскурсию. С ним всегда в безопасности. Он – очень надежный человек, его уважали и преподаватели, и однокурсники. Он был одним из лучших курсантов, его даже не хотели переводить с летного факультета.
Было очень неожиданно, что его распределили в морскую пехоту.
Мы планировали, что он будет служить в Харькове или рядом. А он отправился в Николаев 25 июля прошлого года, как раз на мой день рождения.
Когда он туда пришел, был самым молодым командиром. Очень переживал – не знал, как к нему будут относится. Ведь с ним служили люди, многие из которых – вдвое старше. Очень чуткий, уважал своих подчиненных, пытался к ним максимально по-человечески относиться. И добился их уважения. К нему много людей приходили советоваться.
У него были учения и в Урзуфе, и на Змеином. Он прошел полосу морского пехотинца, присылал видео. Это было очень тяжело. Последнее препятствие – взобраться на гору, откуда на тебя нападают люди и бьют тебя, а на горе – флаг, и его нужно добыть. Именно Денис смог сорвать этот флаг.
Я ему подарила талисман – свой браслет, который мне мама купила в Грузии, перед тем, как он поехал в Николаев. Он его взял в Мариуполь, он с ним и был.
Мы познакомились 18 января 2020. Это было двойное свидание: подруга решила встретиться с другом Дениса, а я не хотела сидеть дома и попросила ее спросить, есть ли у ее парня друг, который может погулять со мной.
Денис тогда был с дороги – только вернулся с Чернигова, откуда он родом, был уставший. Мы шли, я что-то рассказывала, он все время молчал, и я подумала, что вообще ему не понравилась, а оказалось совсем наоборот. Он еще сказал: "Ты говори-говори, я помолчу".
Его друг извинялся за него, когда я рассказала. А через день и Денис написал, извинился, объяснил, что был очень уставший, не ожидал, что к нему придет такая красивая девушка. Растерялся.
Денис мечтал стать летчиком. У него дедушка – офицер. У меня – династия врачей. Я тоже учусь в Харьковском медуниверситете.
"Мы планировали пожениться, когда он вернется после той ротации"
С конца ноября 36 бригада выполняла задачи в зоне проведения ООС стояла под Водяным. Сначала было более-менее спокойно, но с провокациями с российской стороны. А еще там было очень много котов. Военные забирали их всех.
Я на Новый год ездила в Мариуполь, Дениса как командира только на 3 дня отпустили, но если бы что-то случилось, он должен был на протяжении двух часов вернуться на позиции.
Мы сняли квартиру на Новый год, накрыли стол, организовали праздничную атмосферу. Я ему подарила двух тигрят, потому что год тигра, один в парадной форме морской пехоты, там есть и нашивка Харченко, и погоны, а второй – в медицинской форме. Ему очень понравилось.
Мы планировали пожениться, когда он вернется после той ротации.
За 2 недели до полномасштабной войны ему дали отпуск на 10 дней. Мы ездили в Чернигов. Он еще нас с его мамой успокаивал, что все будет хорошо, не стоит волноваться и собирать тревожный рюкзак. Думаю, он не ожидал, что будет такая война.
Когда он уезжал, я очень плакала, мне не хотелось его отпускать. Очень беспокоилась о нем.
Когда он приехал на передовую, там было неспокойно. Помню, мы разговариваем, их поднимают по тревоге. Это могло быть и среди ночи.
И так была не очень хорошая связь, а тут начали глушить. Было проблематично дозвониться.
Мы с Денисом постоянно разговаривали: утром, днем, вечером, нам и часа было мало. А перед вторжением это было 5-10 минут, и он постоянно в работе: они укрепляли блиндажи, еще что-то делали.
Мариуполь
23 февраля мы вечером поговорили минут 5, а потом звонок просто оборвался. У меня было очень плохое предчувствие. Я ему так и написала. И попросила набрать, когда будет связь. Это было где-то в полночь. А через 4 часа меня мама разбудила и сказала, что началась война. Мы набрали Дениса, он сказал экономить силы, запастись едой, позаботиться об укрытии, и чтобы не переживали, что все будет хорошо.
24 февраля он отправил мне видео, как едет за рулем, потом они собирали запасы еды, и нам говорил тоже запасаться.
Где-то до конца февраля мы еще могли созваниваться, когда у него появлялась связь.
Их за ночь перекинули в Мариуполь. Он тогда сказал, что это неправильно.
Когда я с ним разговаривала, слышала, что он очень уставший, говорил, что мечтает просто принять душ.
Над нашим домом летали российские бомбардировщики. Этот страшный гул я не забуду никогда.. И еще мы увидели первых мародеров. И тогда Денис сказал выезжать. Объяснял: если город оккупируют, начнется голод и тяжелые времена. Было очень страшно ехать поездом, особенно через Киев. Денис в окруженном Мариуполе старался быть со мной на связи. Очень переживал.
Денис был на связи до 5 марта. Его мама – до 3. Она с младшей дочкой выехала в село под Черниговом и оказались в оккупации. Ночью переодевалась в черное, выбегала в поле, чтобы позвонить мне и спросить, все ли хорошо с Денисом.
Они там пережили голод и холод. Если бы российские военные узнали, что она – мать офицера, это был бы конец. Слава Богу, не узнали.
5 марта мы разговаривали с Денисом около 2 часов, и это было чудо!
Я слышала выстрелы, предупреждения о ракетных обстрелах, а он все равно со мной разговаривал. Мы не обсуждали войну, я понимала, что ему тяжело, и это очень опасно. Поэтому говорили обо всем на свете, о будущем. Я старалась его поддержать. Он мне сказал, что браслет немного треснул, но пообещал его беречь.
После разговора написала ему, что была очень счастлива услышать его голос. Он не прочел это сообщение. И это был просто ужасно. На месяц Денис пропал.
7 апреля, на Благовещенье, он появился с благими новостями. Его сообщение уже было благой вестью. Этот месяц было очень сложно, мне звонил папа Дениса, который много лет работает за границей, он не мог дозвониться ни сыну, ни жене с дочкой. Этот месяц я писала в информационное бюро, узнавала, что в Мариуполе, через военных медиков, они говорили, что Дениса нет ни среди погибших, ни среди раненых. Узнавала через прокуратуру. Мы даже несколько раз смогли выйти на командира бригады, и он сказал, что все хорошо. Больше не говорили, ведь я не жена.
Самое ужасное, самое тяжелое – когда человек пропал без вести.
Я ему каждый день писала: "Любимый, все будет хорошо, я тебя очень люблю". И 7 апреля он ответил, что тоже меня очень любит, что у него не было связи, чтобы я не переживала, что скоро все будет хорошо, нужно только потерпеть немного.
8 апреля он маме написал. 9 мы переписывались – минут 10 от силы. Просил сбросить информацию, какие города оккупированы. У него не было данных. Был очень собран и не давал волю эмоциям – сказал: так легче сохранить рассудок.
Я спросила, есть ли вода, еда. Спрашивала, есть ли смысл что-то отправить. Он сказал, что нет, потому что в Мариуполь ничего не доходит. И опять пропал. Больше мы с ним не общались.
А потом я увидела на странице 36 бригады пост, что у них уже нет боеприпасов, состояние бригады было очень тяжелым, и поэтому они примут последний бой.
Плен
11 апреля мне позвонил друг Дениса и сказал, что бригада пошла на прорыв из кольца, и есть несколько вариантов: или плен, или они дойдут на "Азовсталь", ну а третий вариант вы сами знаете…
Но кольцо в 150 километров очень сложно разбить.
Мы несколько дней были в неведении, ждали списки погибших, раненых и тех, кто попал на "Азовсталь".
17 апреля узнали, что он в плену. Позвонили знакомые из России и сказали, что видели его в новостях. А 19-го вышел большой допрос пропагандистских медиа, где он рассказывал, как попал в плен. Сравнивал Мариуполь с Брестской крепостью.
Весь допрос Денис держался очень достойно.
В конце апреля мы узнали, что он награжден Орденом "За мужество" 3 степени.
Мы только догадываемся, что его вывезли в Россию. Когда вернули парней из "Азовстали" во время одного из обменов, я писала полицейскому, спросила, знает ли он Дениса. Тот сказал, что да, что он не видел, ранен ли он, но очень худой. Сказал не переживать, что его вернут.
Ожидание. И кот
Мне очень помогают наши фотографии с Денисом, видео. С одной стороны, их тяжело пересматривать. Но в то же время появляются вера, надежда, силы бороться за него. А еще я постоянно ему пишу.
Если теряешь веру, мир становится серым. Помню, был большой обмен на сто человек, мы очень верили, что Денис будет там. Когда обмен состоялся, а Дениса не было, мы с его мамой дня три просто пролежали в кровати, не могли даже есть. Понимала, что если так будет дальше, ничего не произойдет. Меня вдохновили "женщины из стали" (жены пленных защитников "Азовстали" – Р.), они постоянно куда-то ездили, напоминали людям о своих родных, хотя нам правоохранители говорили молчать.
А еще на нашу с Денисом годовщину ко мне пришел котенок. Он очень похож на Дениса. И это был такой знак для меня: кот от Дениса. Я его и назвала Денисович.
В Испании, куда я выехала, квартира на первом этаже. Был ливень, вечером мы сидели и разговаривали с мамой, она говорит: "Что-то под диваном". Сначала подумали – крыса. Оно и было маленькое, худое, грязное, шипело. Котенок жил на улице, рыл там окопы, вытаскивал ящериц, дождевых червей. Когда дала ему еду, он просто на нее накинулся. Я его две недели приручала. Он не давался на руки. Но когда немного привык, я его взяла на руки, с тех пор он от меня не отходит. Он с нами спит, везде за нами хвостиком ходит. И паспорт у него на имя Харченко Денисович.
Он – мой талисманчик, знак, что Денис вернется.
Когда я плакала, он приходил и начинал меня бить лапами. И я сразу начинала смеяться.
Но вообще очень сложно, понимая, что ты можешь спокойно поесть и поспать, а твой любимый человек – в нечеловеческих условиях.
В Мариуполе очень много людей взяли в плен, я считаю, что о них нужно говорить, чтобы не забывали.
Когда Денис вернется, если ему разрешат куда-то поехать, очень хочется съездить в горы, как и планировали, когда говорили перед его прорывом.
Самое главное для меня – чтобы он восстановился, а мы все сделаем для этого. Я мечтаю его быстрее увидеть, услышать голос и обнять.
