14 июня - трагическая дата в истории стран Балтии. В этот день 80 лет назад советские оккупационные власти начали первую массовую депортацию литовцев, эстонцев и латышей в Сибирь и Казахстан. Тогда насильственно выселили около 40 тысяч человек. В ходе другой массовой депортации 1949 года - 100 тысяч. Накануне печальной годовщины DW побеседовала в Литве и в России с детьми сосланных, а также с участником "Миссии Сибирь" - литовской молодежной организации, занимающейся уходом за захоронениями депортированных и помощью их потомкам.
"Где предатель Родины?"
Йонас Маркаускас, сын литовских ссыльных, депортированных в 1941 году, председатель литовского "Братства сосланных к морю Лаптевых"
Мои родители - учителя. Отец был из многодетной семьи, работал учителем младших классов. Мать была из семьи протестантов-ремесленников, рано осталась сиротой, окончив университет, преподавала немецкий. Они поженились в 1938 году, в 1940 году переехали работать в Мариямполе, город на юго-западе страны.
Учителя в то время очень ценились в Литве: они получали хорошую по тем временам зарплату (300 литов), овощи с огорода местного самоуправления, дотации на жилье и топливо. В августе 1940 года, уже после оккупации, отец участвовал в съезде учителей в Каунасе, и под конец они все вместе спели литовский гимн. И, видимо, этим подписали себе приговор.
14 июня 1941 года им постучали в дверь, и, увидев только двоих (маму и папу), спросили: "Где предатель родины Ромуальдас Маркаускас?". Мать, которая в отличие от отца говорила по-русски, показала на детскую кроватку двухлетнего сына - Ромуальдасом звали моего старшего брата. Им приказали собираться.
Сначала они оказались в Алтайском крае. Только успели обустроиться на новом месте, как в начале 1942 года вышло постановление о переводе колхозов в самые северные районы, чтобы ловить там рыбу и снабжать ей фронт. Почти три тысячи человек были депортированы из Алтайского края в устье Лены.
На баржах и на катерах ссыльных повезли в Якутск. Дети и старики тяжело перенесли эту поездку. Было много умерших, и их просто выбрасывали на берег. Хоронить было негде и некогда, потому что надо было плыть дальше. Когда добрались до Якутска, они встретили там якутов, которых также насильно отправили на рыбную ловлю, - в основном, женщин, детей и стариков. Им, как и нам из Литвы, разрешили взять с собой по 16 кг вещей.
С большими потерями к концу лета мы добрались до устья Лены. Моя семья оказалась на острове Трофимовск. Пришлось обустраиваться, строить юрты, бараки, думать, как добывать еду, дрова. У надсмотрщиков из НКВД в Тикси продуктов было достаточно, они их получали по ленд-лизу (поставки продовольствия, военной и гражданской техники и оборудования из США в СССР в годы Второй мировой войны. - Ред.). А ссыльные голодали. На складах гнила рыба, но людям ее не давали. Украдешь рыбу - попадешь в штрафной лагерь "Столбы", откуда живым никто не возвращался.
Судя по всем воспоминаниям, это было самое тяжелое место. Конечно, умудрялись рыбешку в штаны засунуть, как-то приспосабливались, но продолжали умирать от голода и холода. При этом держались с достоинством: пищу друг у друга не отнимали, самоубийств не было.
Когда тел умерших ссыльных в общей куче стало слишком много, НКВД-шники решили их спрятать под лед: сделали проруби и запихивали трупы под лед шомполами. Но высохшие на морозе тела, как рыбы, выскакивали обратно.
Когда ситуация стала совсем критической, власти испугались и прислали в Трофимовск врача. Его звали Лазарь Соломонович Самодуров. Он практически спас от смерти тех, кто еще остался в живых. Он потребовал накормить ссыльных, и буквально на следующий день нам выдали по миске горячего горохового супа и по полкилограмма мороженой рыбы, которую по совету врача ели сырой, чтобы в ней не пропала аскорбиновая кислота. Видимо, он припугнул НКВД-шников, сказав им: если этих людей не будет, вы сами пойдете на фронт.
Я родился в Трофимовске 26 июля 1946 года. Выжил я, наверное, потому, что мама была очень чистоплотной и умела экономить - прежде всего, берегли хлеб. В 1947 году родителям удалось перебраться в город Якутск. А после 1956 года литовцев стали постепенно отпускать домой. В октябре 1957 года мы, наконец, вернулись в Литву. Остановились у сестры матери - думали, на первое время, а задержались на десять лет. Жили вшестером на 16 квадратных метрах. Родители целый год не могли устроиться на работу, снять жилье.
Мать в поисках работы как-то поехала в Вильнюс и случайно встретила на улице знакомую - Михалину Мешкаускене, бывшую коммунистку, сидевшую в тюрьме при независимой Литве. Моя сердобольная мать тогда носила ей в тюрьму передачи. В 1957 году Мешкаускене уже была заместителем министра культуры и спорта Литвы. Мама ее спросила, не могла бы она ей хоть как-то помочь с работой. Но та посмотрела на нее и сказала: "Нет, Бируте, я тебе ничем помочь не могу".
"Наша Игарка - земля, пропитанная слезами"
Виктория Бабарыкина (Брашките), дочь литовского ссыльного, живет в Игарке
У меня папа литовец, мама - русская. Отец - его звали Альгирдас - попал в Игарку 8-летним ребенком, когда его вместе с мамой Валерией, братом Витаутасом и сестрой Бируте депортировали из Литвы в 1948 году. Когда я была маленькая, взрослые не касались этой темы - боялись, да и нас оберегали. Но кое-что отец рассказывал: как их посадили в вагон для скота, и они долго ехали неизвестно куда, думая, что их расстреляют.
Однажды их поезд столкнулся с другим поездом, и в первых вагонах было много жертв, их накрыли брезентом, но под брезентом еще кое-где шевелились пострадавшие люди… Эти страшные детские воспоминания у него перемежались с рассказами о Литве, по которой он очень сильно тосковал. Папа с любовью описывал родную природу и учил меня некоторым литовским словам - и мне в детстве Литва казалась сказочным краем, куда папа меня обещал как-нибудь отвезти.
Когда их привезли в Игарку, бабушке пришлось работать прачкой, чтобы содержать детей. Позже с большим трудом ей удалось и здесь развести большое хозяйство: отстроить двухэтажный сарай, завести кур, коров и свиней. Но в самом начале мальчики помогали ей в работе - носили воду из Енисея для стирки, учиться в школе им было некогда. В итоге мой папа остался неграмотным, и всю жизнь этого очень стеснялся. Так и проработал, принимая караваны с древесиной на Енисее. Он погиб, когда мне было 13 лет, утонул в Енисее. А я, активная пионерка, в это время была на слете пионеров в Шушенском, и мне приснился сон, что папа лежит высоко на горе, а я никак не могу до него добраться…
Вообще, я не очень хорошо тогда понимала свое происхождение. У бабушки дома говорили на другом языке, но в Игарке это тогда было привычным делом: ссыльных было много - и литовцев, и поляков, и эстонцев. Наша Игарка - земля, пропитанная слезами.
Когда ссылка закончилась, бабушка уехала в Омск. На родину не вернулась, потому что, по слухам, кто-то из ее родственников занимал в Литве важный пост, и возвращение ссыльной Валерии могло ему навредить.
Я всю жизнь прожила в Игарке, вышла замуж, работала бухгалтером. В 2016 году к нам в Игарку приехали молодые ребята из Литвы, участники "Миссии Сибирь" - поставить кресты на могилы депортированных соотечественников. Когда они узнали, что я наполовину литовка, меня тоже пригласили на кладбище. И в этом общении было что-то невероятно родное, от них исходило такое же тепло, как и от отца. Они пригласили меня на последний вечер, я их угостила рыбой и морошкой, а они меня литовским салом. Когда их самолет пролетал над моим домом, я плакала и приговаривала: "Мои солнышки полетели".
В 2017 году они пригласили меня приехать в Литву. Когда я на поезде подъезжала к границе, у меня на глазах были слезы. И когда я оказалась на родине папы в Расейняй, увидела школу, где он учился до ссылки, поле, где когда-то был дом моих родных, я почувствовала, что отец рядом со мной, что он мне как бы говорит, что хотел бы лежать в этой земле.
"Говорить с русскими можно обо всем, кроме политики"
Арнас Змитра, участник "Миссия Сибирь" в 2016 году
Я учитель истории в литовском городке Расяйняй. В моей семье не было депортированных в Россию. Но в силу моей специальности тема депортации меня всегда интересовала. И я решил принять участие в проекте "Миссия Сибирь", чтобы своими глазами увидеть, куда вывозили литовцев, на месте услышать живые истории людей, которые пережили высылку. Теперь этими историями и своими впечатлениями я делюсь со школьниками.
Наша группа проделала путь в пять тысяч километров: на поезде до Москвы, затем на самолете до Красноярска. С собой мы везли декоративные дубовые солнца, чтобы потом, согласно литовской традиции, украсить ими деревянные кресты. Их участники миссии устанавливают на кладбищах, где были похоронены депортированные литовцы.
За десятилетия, прошедшие после репрессий, эти кладбища сильно заросли. Их приходится разыскивать в лесу и своими силами расчищать. Обычно за одну экспедицию группа успевает привести в порядок 4-5 кладбищ. Но в Игарке - одно из самых крупных захоронений литовцев, его площадь больше гектара. Мы его расчистили и поставили девять новых больших деревянных крестов.
Я ехал в Россию с открытым сердцем. В Игарке мы быстро нашли общий язык с местными. Ходили в гости, находили детей от смешанных русско-литовских браков. Отношение к нам было очень дружелюбное, но все же был важный нюанс: мы поняли, что говорить с русскими можно обо всем, кроме политики.
Может быть, боялись, что кто-нибудь передаст в спецслужбы, что они рассказывают "неправильные" вещи иностранцам, тем более, литовцам. С другой стороны, мы и сами избегали разговоров о политике, зная, что в таких вопросах, как аннексия Крыма, мы, скорее всего, окажемся по разные стороны баррикад.
Мы расспрашивали местных, что они помнили о депортированных литовцах. И нам рассказали о человеке по фамилии Даунора, который все те годы, пока жил Игарке, на каждое Рождество сам срубал елку, устанавливал ее в городке и украшал. Именно такие простые истории обычно помнишь дольше всего.