В студии Delfi Людмила Петрушевская рассказала о предстоящем выступлении, а также поделилась воспоминаниями о советском прошлом, которое ныне отражается в российском настоящем — репрессиях, войне, железном занавесе.
"Я была дома. Очень резко разделена публика. И люди, с которыми я дружу, мои коллеги, мужественно борятся за сохранение культуры, потому что это единственное спасение для России, которая все падает во тьму. Оттуда я уезжала, уже заранее скучая. Мои друзья, зрители, читатели — они там живут. И у меня большая почта. Иногда я — смешно говоить — плачу. Смешно, потому что, а чем поможешь? Все, что самое было прекрасное, помощь инвалидам, детям в детским домам — все теперь на армию", — описывает свой недавний визит в Россию Людмила Стефановна.
"Я начинала свою жизнь, как часть семьи врагов народа"
Прадедушка Людмилы Петрушевской — Илья Сергеевич Вегер, большевик, старейший член РСДРП. Вкучка лингвиста Николая Феофановича Яковлева, советского лингвиста. Со временем многие родственники Петрушевской, некогда с образцовой партийной биографией, стали врагами советского строя.
"Я начинала свою жизнь, как часть семьи врагов народа. Пять человек было расстреляно в 1937 году, одна ушла на 16 лет в лагерь. Я голодала. Просила милостыню, пела по дворам, как Эдит Пиаф. Только Эдит Пиаф подавали, а мне нет. У меня был один номер — выучила наизусть повесть Гоголя "Портрет". Вы знаете, как люди слушают Гоголя? Затаив дыхание! Но хоть кто бы подал кусок хлеба.
У нас это было каждый день — человек исчезал. У меня так 7 человек погибло. Мой прадед Илья Сергеевич имел детей, которые в 1937 году пошли, как "10 лет без права переписки". Через 10 лет мой прадед стал ходить на Лубянку с вопросом — где мои дети? Через неделю его толкнули под машину. Потом суд был, сказали, что он был пьян. Мой прадед не пил никогда!", — рассказывает Людмила Стефановна.
"Самое главное, что люди молчат и боятся. Наступил 1937 год"
"Однажды Пятигорский Саша (Александр Пятигорский, советский востоковед — прим.ред), замечательный философ индуист, попросил, чтобы меня с ним познакомили. Мы сидели, и он спросил — от кого я произошла? Я сказала: Николай Феофанович Яковлев. Он упал на колени и поцеловал мне руку. Вот такова судьба великих ученых — он [Николай Яковлев] провел 25 лет в психушке, по жалобе соседей. У меня вся семья, страдальцев, погибших, чьи могилы не найдешь. Обо всех наших родственниках, которые погибли, я узнала очень поздно. Когда мне было 23 года. Мать скрывала. И вот эти гибели меня воспитали", — вспоминает Людмила Петрушевская.
Нынешние российские реалии, как считает Людмила Стефановна, стали закономерным продолжением советских политических традиций. Репрессии, борьба с инакомыслием, страх несогласных. К тому же, нищета в российских регионах стала основным мотиватором похода на войну — либо за баснословную (по региональным меркам) зарплату, либо за "щедрые" гробовые.
"Я узнала такую штуку, что за убитого соддата родителям дают 200 тысяч рублей, и это праздник огромный. И за каждого нового солдата тоже платят. И это ужасно. Это Россия. Она вся результат этой революции, когда убить человека ничего не стоило. Самое главное, что люди молчат и боятся. Наступил 1937 год. Доносы идут массами.
Последняя пьеса, которую я написала — история семьи КГБшников, деревенских. Заканчивается все тем, что нянька из детского садика привела пятилетнего ребенка, так как за ним никто не пришел. Потому что только что всех посадили, увезли. И сидит дежурный: и куда мне его девать, все переполнено? А ребенок заснул — и заканчивается спектакль, что над ним луч света".
27 декабря в Вильнюсе на сцене "House Of Legends будет представлено Рождественское кабаре, приуроченное к 85-летию Людмилы Петрушевской. Писательница приглашает провести вечер, полный декабрьского уюта, парижского шика в духе картин Тулуз-Лотрека,
"Когда я приехала в Литву, у меня был концерт в Старом театре. Люди стояли на улице, спрашивали билеты. Я очень обрадовалась. Я хотела бы увидеть своих читателей на новом спектакле — там будут прекрасные актеры, которые прочитают мои сказки. А дальше я буду петь, если горло позволит. Но оно всегда позволяет".