"Люди, чье детство пришлось на конец 1930-годов, вспоминали, что в то время переели гусятины – запеченной, в виде котлет, паштета, в любом другом виде", – рассказывает историк и бывший дипломат Альфонсас Эйдинтас, автор ряда книг о межвоенной Литве. Дело в том, что Адольф Гитлер, в отместку за суд в Литве над готовившими переворот в Клайпедском крае национал-социалистами, запретил импортировать в Германию литовские мясные продукты, в том числе гусей. По словам историка, руководство Литвы вопрос с переизбытком гусятины решило очень просто: заставило госслужащих скупать птицу за свой счет – после каждой получки в обязательном порядке. В этой забавной, на первой взгляд, истории отражаются сразу несколько важных черт сметоновской Литвы: крайне сложные геополитические условия, в целом зажиточная жизнь в Первой республике и авторитарный характер правления Сметоны после государственного переворота 1926 года.
С таким описанием той эпохи согласны все собеседники Delfi. Несогласие в другом: надо ли увековечивать память Сметоне за его достижения или же его недостатки и ошибки перевешивают заслуги перед Литвой? Должен ли это быть именно памятник или достаточно памятной доски? Ставить ли монумент у Старого театра или увековечить Сметону можно и в другом месте, лучше отражающем его биографию? И стоит ли это делать сейчас?
Борец за независимость и первый президент
Дарюс Куолис, историк культуры и бывший министр культуры и просвещения Литвы, говорит, что, оценивая Сметону сегодня, важно в первую очередь уйти от образа, навязанного литовскими коммунистами и советской пропагандой. В СССР Сметону обвиняли в нацизме (литовском национализме) и в разрушении основ демократии. Первое обвинение – беспочвенно, а второму, по мнению Куолиса, можно противопоставить заслуги Сметоны как молодого политика и первого президента.
Он и Эйдинтас напоминают, что Сметона, еще будучи студентом юридического факультета Санкт-Петербургского университета не раз преследовался за свои убеждения. Во время революционных событий 1905 году он принял участие в Великом Вильнюсском сейме, который впервые принял меморандум с требованием автономии Литвы.
"Сметона заботился о создании независимого государства, о защите литовского языка, о возвращении Вильнюса. Он с перерывами руководил Литовским советом (Lietuvos Taryba), который 16 февраля 1918 года провозгласил независимость Литвы, был первым президентом в 1919-1920 годах, фактически создал демократическую республику", – напоминает Куолис.
"Каждое государство чтит своих создателей. Сметона – уникальный и противоречивый политический деятель, заслуги которого необходимо признать. В это тяжелейшее время, когда немцы не давали никакой автономии, 20 членов Литовского совета, включая Сметону, смогли выйти из водоворота Первой мировой войны и использовать шанс создать независимое государство, – говорит Альфонсас Эйдинтас. – В 1917-1920-м годах все висело на волоске. Историки называют чудом то, что получилось создать Литву. Ведь на нее тогда все имели виды. Например, посол царской России в США Борис Бахметев говорил американцам: "Дайте Литве все, кроме независимости". И США до 1922 года не признавали независимость Литвы, хотя литовская диаспора в США уже тогда имела определенный вес. У большевиков была своя доктрина – "мировая революция", но на тот момент им надо было подкопить силы, чтобы двигаться дальше".
Эйдинтас отмечает, что дипломатичный, скромный интеллигент Сметона оказался консенсусной фигурой в Литве: в Литовском совете, где начались разногласия, он мог договориться и с правыми (христианскими демократами), и с левыми (социал-демократами и народниками). Благодаря этому он и стал президентом Литвы.
К важным заслугам Сметоны Куолис причисляет и проведение выборов в Учредительный сейм – первый в 20 веке: "Это были одни из самых свободных выборов. В них, например, впервые могли участвовать женщины. А это еще было невозможно в Старой Европе".
Особенно несправедливым Эйдинтас и Куолис считают обвинения Сметоны в нацизме. Оба напоминают, что именно в Литве прошел первый процесс над национал-социалистами, которые пытались совершить переворот в Клайпедском крае.
"Теперь ясно, что Сметона очень точно и своевременно определил угрозу Литве и Европе, которая исходила из нацистской Германии. Свидетельства тому сохранились в дипломатической переписке, с которой в московских архивах ознакомился литовский историк Зенонас Буткус. После прихода к власти Гитлера, Сметона, который прочитал "Майн кампф", пытался донести до российских дипломатов, что Гитлер зальет кровью всю Европу, что его надо остановить. Но над Сметоной тогда все смеялись – и советские дипломаты, и западные", – рассказывает Куолис. Эйдинтас добавляет, что Буткус и ряд историков упоминают, что Сметона в частных беседах называл Гитлера "опасным сумасшедшим".
Куолис напоминает: Сметона категорически отверг предложение Гитлера поучаствовать в разделе Польши в 1939 году и вернуть Литве Вильнюс. Вместо этого, он открыл границы для бежавших поляков: военных, которым грозил расстрел, евреев, которым грозило уничтожение, и всем остальным.
Альфонсас Эйдинтас отмечает, что Сметона был чужд антисемитизму и признавал гигантское влияние евреев на мировую культуру, искусство и науку, часто напоминая в статьях, что именно они дали миру Священное писание. Историк добавляет, что первый президент поддерживал участие местных евреев в создании молодого литовского государства, хорошо понимая, какую пользу созданные ими банки и предприятия приносят экономике Литве: "А радикальным националистам, желавшим ограничить евреев в правах или вообще выгнать из страны, как-то сказал: "В Литве места хватит всем"".
Предатель демократии
Государственный переворот 17 декабря 1926 года не делает чести Сметоне и за это его правильно осуждают, говорят Куолис и Эйдинтас. Но они считают, что это событие не должно быть решающим в вопросе об увековечении первого литовского президента.
"Этим переворотом он перечеркнул все другие заслуги, – не соглашается с ними бывший глава Конституционного суда Литвы Дайнюс Жалимас. – Чтобы не говорили, но памятник – это знак уважения исторической личности, которую мы приводим в пример обществу. И памятник Сметоне будет неизбежно восприниматься как памятник авторитарному режиму предвоенной Литвы, который существовал 14 из 22 лет независимости. В 21 веке авторитарные режимы или лидеры не заслуживают памятников. Если мы считаем себя страной, которая уважает верховенство права и конституцию, то мы не должны понижать планку своих ценностей".
По мнению Жалимаса, конституционный строй межвоенной Литвы должен был строиться на двух неизменных принципах, провозглашенных 16 февраля 1918 года: независимость страны и демократический конституционный строй. «Второй принцип Сметона свел на нет. Он предал акт независимости. И теперь мы ставим памятник предателю демократии», – уверен юрист.
Кроме того, по словам Жалимаса, стоит обратить внимание на конституции, принятые режимом Сметоны после 1926 года: «Конституция 1928 года была лично дарована народу его «вождем». В 1938 году в конституции даже уже нет слова «демократия». В государстве на первом месте стоит президент. Сейчас мы это наблюдаем в российской и белорусской конституциях».
"Когда кругом были «злокачественные» диктаторы – Гитлер и Сталин, то на их фоне Сметона выглядит «доброкачественным» диктатором, подобно Кемалю Ататюрку в Турции, Юзефу Пилсудскому в Польше, Карлису Ульманису в Латвии или Константину Пятсу в Эстонии, – размышляет поэт и писатель Томас Венцлова, автор книг об истории Вильнюса и Литвы. – Они не были массовыми убийцами, хотя Сметона тоже расстреливал и сажал не так уж мало".
Венцлова считает, что несмотря на "злокачественные диктатуры" вокруг и угрозу распространения коммунистических идей, необходимости в установлении авторитарного режима тогда не было. К тому же, указывает он, ряд стран, например, Чехия, смог сохранить демократическую форму правления.
"Сметона подвергал репрессиям коммунистов, эсеров, социал-демократов и даже христианских демократов, которые поддержали его кандидатуру как президента после переворота 1926 года, – напоминает Венцлова. – И, кстати, то, что народ относительно спокойно отнесся к первым советским репрессиям, пока не начались массовые депортации, было отчасти потому, что многие считали: Сметона тоже сажал, это нормально".
Альфонсас Эйдинтас соглашается, что Сметона засиделся во власти, что ему нужно было уйти раньше, в 1938 году. Он мог тогда провести свободные выборы в сейм и дать стране демократическую конституцию. Но все же, говорит бывший дипломат, не стоит правление Сметоны после переворота представлять только в черном цвете: "В скандалах он не был запятнан. Правил при поддержке армии и полиции, наказывал ссылкой в трудовые лагеря, но там никто не умер. Центры политических партий существовали, газеты выходили, хотя цензура была, как и во многих демократических странах того времени. Заботился о культуре. Государство финансировало оперный и балетный театр. Даже оппозиционеры-писатели получали госпремии. Как тогда говорили, все было разрешено, но если кто-то шел против власти, то получал неприятности".
"Конечно, в Литве наблюдался общий прогресс, времена Сметоны казались райскими. Эти 14 лет дали стране много, но Сметона скорее тормозил развитие. Успехи Литвы в эпоху Сметоны определялись не им – во всяком случае, не столько им, сколько общим мировым прогрессом, – парирует Венцлова. – Оставались нерешенными проблемы Вильнюса и Клайпеды. И, кстати, Сметона ни разу не был за пределами Литвы в качестве президента, и в Литву мало кто приезжал с официальным визитом. Видимо, он внутренне чувствовал себя неуверенно".
Сначала протест, потом бежать
В чем собеседники Delfi оказались абсолютно согласны, так это в оценке событий 15 июня 1940 года, когда Сметона бежал из Литвы.
Профессор историк Альфредас Бумблаускас отмечает, что сам факт побега, который выпячивала советская пропаганда, не так уж важен.
"Руководство государства имеет право отступить. В это смысле Сметона оказался хитрее Константина Пятса и Карлиса Ульманиса, которые остались и закончили жизнь заключенными, —объясняет Бумблаускас. – Стрелять против советской мощи было бессмысленно, но выпустить ноту протеста было необходимо. Это был бы значительно более достойный выход из ситуации".
Куолис тоже считает побег без политического протеста позорным, хотя говорит, что Сметону загнало в тупик военное руководство. Оно говорило, что сопротивление невозможно. При этом часть министров радовалась. Они думали, что руками Советов смогут, наконец, избавиться от Сметоны и жить, как прежде. Впрочем, считает Куолис, побег, возможно, помог Сметоне избежать большего позора: "Ясно, что ему грозила опасность. Он, как христианин, не мог покончить жизнь самоубийством, и тогда Советы заставили бы его создать просоветское правительство".
Бумблаускас же напоминает, что Сметону в политическом протесте были готовы поддержать несколько министров: "Все время повторяется мантра, что Сметона был один, что он единственный говорил, что надо протестовать. Это вранье. Протестовать предлагал не он один. За протест были министр обороны Кажис Мустейкис, министр просвещения Кажис Йокантас и госконтролер Константин Шакянис. И министр транспорта Йонас Масилюнас предлагал выпустить ноту протеста, которую так и не написали".
Поэтому Бумблаускас, в целом, против памятника Сметоне, но, считает, если его ставить, то подписать: "Президенту, который не выполнил свой долг".
Что и где ставить?
При всех "за" и "против", решение горсовета Вильнюса поставить памятник Сметоне в сквере у Вильнюсского старого театра удивило всех собеседников Delfi.
"Сметоне есть памятник в Каунасе у президентского дворца. Я не требую, чтобы его снимали, но, по-моему, его достаточно, – считает Томас Венцлова. – Я бы поставил памятник президентам Казису Гринюсу и Александрасу Стульгинскису. Это более заслуженные, на мой взгляд, деятели".
Дайнюс Жалимас поддерживает эту идею: "Гринюс мыслил на сто лет вперед. Если прочитать его размышления о демократии, посмотреть на его поступки, то можно подумать, что это человек 21 века. А о Сметоне этого не скажешь. Он присвоил себе титул «Вождь народа», официально этим пользовался, любил, когда его восхваляли. Следует ли ставить памятник такой традиции?"
Альфредас Бумблаускас удивляется спешке, с которой городской совет принял это решение: "Если нас подгоняет война в Украине, то Сметона – вовсе не та фигура, которая поможет объединить и мобилизовать общество». По его мнению, в Вильнюсе никак не увековечены 20 членов Литовского совета (в совокупности), давшие Литве независимость 16 февраля 1918 года. Нет памятника и восьмёрке партизан, которые 16 февраля 1949 подписали декларацию о будущей Литве".
Но, по мнению Бумблаускаса, городским властям стоит обратить внимание не только на памятники, но и на названия улиц. "В центральной части города есть улица Сметоны. А почему нет улицы имени великого полководца Яна Ходкевича? Только в Байорай, под Вильнюсом. Где улица архитектора Иоганна Кристофа Глаубица, крупнейшего представителя виленского барокко? В Таранде. Все это говорит о том, что Вильнюсский совет некомпетентен в этих вопросах", – заключает Бумблаускас.
Альфонсас Эйдинтас полагает, что памятник в Каунасе – не в счет (потому что, по сути, является частью музейной экспозиции), и что памятник Сметоне – такому, каким он был в 1918 году – должен быть поставлен в публичном городском пространстве. Но не сейчас.
"Мы пережили два года пандемии, сейчас – российская агрессия в Украине, инфляция, рост цен – все в напряжении, думают, что будет дальше. Не стоит дразнить общество вопросом, по которому сложно договориться. Когда-нибудь оно поймет, что надо отдать дань Сметоне – да, сложному, думающему, тихому, не трибуну, но, как сказал один историк, своего рода «кабинетному диктатору", – говорит Эйдинтас. – Я понимаю желание городского самоуправления привести в порядок сквер перед театром. Но оптимальным решением было бы воздвигнуть высокохудожественный памятник, который олицетворял бы сложность этой исторической личности – причем в том месте, где уже есть некая аура – рядом с досками премьерам Миколасу Cлежявичюсу и Аугустинасу Вольдемарасу. Это у Центрального книжного магазина, на месте которого раньше стояло здание, в котором Литовский совет заседал в 1918 году.
Дариус Куолис видит в спешном решении уходящих вильнюсских властей скорее предвыборный пиар. "Может, большой памятник и необязательно ставить, – рассуждает Куолис. – Я был в предыдущем совете самоуправления и тогда предложил установить памятную доску Сметоне на проспекте Гедиминаса, где располагалось вильнюсское отделение Земельного банка. В нем до начала Первой мировой войны работал будущий первый президент. Он, между прочем, очень хорошо зарабатывал, поддерживал разные городские инициативы, помогал Константину Чюрленису и разрешал своей жене Софии "подкармливать" вильнюсскую богему".
"Своих авторитариев оправдываем, чужих – осуждаем"
Однако, если решение вильнюсских властей все-таки будет реализовано, то, по мнению, Томаса Венцловы и Дайнюса Жалимаса, оно немедленно войдет в противоречие с новым литовским законом.
13 декабря 2022 года, то есть буквально за день до решения по памятнику, Литовский сейм принял закон по десоветизации общественного пространства Литвы. Однако закон запрещает не только пропаганду, связанную с советской оккупацией Литвы, но и пропаганду тоталитарных и авторитарных режимов и их идеологии в принципе. Документ также устанавливает порядок устранения общественных объектов, которые нарушают этот запрет.
"Формально этот закон не затрагивает режим Сметоны, – считает Дайнюс Жалимас. – Но все же возникает дилемма: национальные авторитарные режимы мы оправдываем, ставим им памятники, а зарубежные осуждаем. Не должно быть двойных стандартов".
"Интересно, как Вильнюсское самоуправление будет выходить из этой ситуации? Все же поставит памятник авторитарному правителю Литвы?" – задается вопросом Томас Венцлова.
Ответы на эти вопросы можно будет узнать после 1 мая 2023 года, когда закон вступит в силу.