Европа переосмысливает себя, особенно соседи Украины в Центральной Европе – Литва, Польша и другие демократические страны. Авторитарная России и во многом ее союзник Беларусь проявили свое лицо – воинственное и разрушительное, высокомерно антизападное и жестокое.
Как это повлияло на образ и самовосприятие демократической Европы? Как это влияет на восприятие Украины и ее истории?
Факторы изменений
Самовосприятие демократической Европы изменилось по трем направлениям.
Первое – это поражение групп, ориентировавшихся на Россию. Нравственное банкротство „шредеров“ или мало перспективность „финляндизации“ стали для всех очевидным.
Европа переосмысливает себя, свои ценности, больше учитывает моральный фактор. Европейских политики и – что особенно важно – большинство населения,электорат более отчетливее выбирает, на чьей она стороне. Эти процессы начались еще до полномасштабного вторжения России в Украину.
Фактор морали стал более важным в мировой политике. Украинцы отстаивают именно эти базовые ценности, которые существуют в „первом мире“. Часть цивилизованного мира это именно так воспринимает.
Но явление этой, так сказать, морализации политики и сегодня ограничиваются во многом странами „первого мира“. Вопрос нравственных аргументов в большой политике почти не работает „во втором мире“ – в России и Беларуси, Китае и их союзников, также в большинстве стран Глобального Юга или на Востоке. Там политика строится прежде всего на основе интересов, баланса сил и новых технологий.
Второй фактор влияния – вопрос безопасности. После вторжения России в Украину в феврале 2022 г. многие европейские страны и Европейский Союз увеличивают расходы на вооружение, наращивают войска, происходит расширение НАТО. Переосмысление военного компонента влечет соответствующие политические, социальные и культурные перемены. Это новая эпоха в истории Европы после 1945 г. Какая она будет, зависит от исхода войны, а исход войны в первую очередь зависит от Украины и помощи ее союзников.
Третий фактор – вопрос об историческом повествовании. Так уже получилось, что историческое повествования является составной частью национальной и государственной идентичности. Это особенно важно для современной идентичности народов и государств после краха коммунистической системы.
Для многих стал не приемлем великодержавный российский исторический нарратив, его явно пропагандистский, антизападный и антиукраинский характер, усилившийся уже после Оранжевой революции 2004 г.
Литовские и другие европейские историки, немало учебных и исследовательских программ в университетах и институциях памяти, общественное самосознание переосмысливает себя, свои исторические подходы, учитывают ценностный фактор и уделяют больше внимания роли Украины в истории Европы и мира. Они выбирают, какие повествования научно обоснованны, соответствуют их ценностям и культурному мировоззрению. Эти процессы начались уже после распада СССР и парада независимостей, но усилились в последние два три года.
Однако и тут морализация исторической политики и разворот к истории Украины сегодня ограничиваются во многом демократическими странами Европы, США, Канады и некоторыми другими. Правдивое (к тому же и западноцентричное) историческое повествование с трудом находит применение в авторитарной России и Беларуси, как и в Центральной Азии. В последних верх нередко берут политизация истории, пропаганда и манипуляция сознанием своего населения и мировой общественности.
Войны памяти и солидарность
В настоящее время обсуждаем тему судеб Восточной и Центральной Европы, а по сути и всей Европы, уже в другом историческом контексте и с другими вопросами.
Сейчас уже понятно, что украинская трагедия с февраля 2022 г. принесет множество изменений не только самой Украине и России, но и Литве и всей Европе, миру в целом. Украина, вопреки расчетам Москвы, оказалась куда крепче, чем когда-то Казацкая Украина или Речь Посполитая, и держит удар.
На этом фоне горячей войны усиливаются также войны памяти и дискуссии о неоднозначности истории, которые идут уже несколько десятилетий, а в последние три года можно говорить о всплеске войн памяти. Яркий примеры тому псевдоисторические речи руководителей Кремля о „едином народе“ и якобы большевиками созданной Украине, которая оказалась под властью мнимых нацистов (больше об этом см. ниже).
В свою очередь, предложение общественности Украины о заменить термин „российский“ на „московский“, а „Российская Федерация“ на „Московская Федерация“ получило одобрение и поддержку части украинской общественности и положительную реакцию президента.
Отголоски этого дошли и до Литвы. В 2023 г. в публичном пространстве обсуждали, как называть Россию и русских по-литовски? „Ne Rusija, o Rosija“, то есть не Россия, а Росея, а русских – расиянам (через а – рАсиянами).
В таких условиях тема ответственности историка, объединяющей и аутентичной памяти и действенной солидарности, мне кажется, звучит как никогда раньше актуально.
Когда идут войны памяти, их сопровождают дебаты, диалог или столкновения идей, групп и историографий. Историк не вправе остаться в стороне. Наверное, это и невозможно. Речь идет не только о публичных историках. Они первые чувствуют обязанность реагировать на ложь и пропаганду, устрашения со стороны авторитарных режимов, как и новых вызовов в демократии.
Войны памяти – это и конкуренция между авторитарными и демократическим системами. Ибо потоки пропаганды, фейков и манипуляции велики как никогда после завершения Холодной войны.
На фоне новых информационных войн, история и память Украины стала мишенью кремлевской пропаганды и российских „патриотических“ СМИ, прежде всего в последние 20 лет. Отсюда и истоки солидарности с демократической Украиной.
Как заметил Зигмунд Бауман, один из самых проницательных исследователей современных культурных трансформаций, „мир, в котором мы живем, не особенно склонен к солидарности. Но это не значит, что дух и стремление к солидарности сдадутся.“
Солидарность означает быть на стороне оказавшегося в беде и тем более в беде не по своей вине. Сегодня это значит быть на стороне украинцев. По мушкетерскому принципу мышления и действия – „один за всех и все за одного“. Собственно французская энциклопедия в 1765 г. и назвала принцип взаимной ответственности солидарностью.
Украинцы защищают от агрессора свою жизнь, свои семьи, достоинство и Родину. Значит, солидарность – это также возможность быть на стороне человеческого достоинства, человечности и правды.
После российской агрессии против Украины все более открыто и упрямо дух солидарности в Европе возвращается из изгнания. Хотя Европа и западный мир не в самой лучшей форме. И все же разносторонняя поддержка Украине в последние три года служит примером нового „взрыва солидарности“. Пусть эта поддержка не достаточная, не полная, а о справедливом перемирие, мире и конце войны в Украине пока трудно говорить.
На духе солидарности и вере в свои идеалы основано нежелание уверовать во всемирный заговор, по принципу – правды нет, возможно все.
Как заметил британский исследователь информационных войн Петр Померанцев:
„Главная мифологема русской пропаганды – это повсеместный заговор, эдакая бесконечная цепочка, по которой невозможно дойти до конца. Выйти из этого круга почти невозможно, но главное – конспирология растит пассивность и убивает понимание, что люди могут что-то поменять“.
Итак, история и память также стали полем информационной войны. В истории Европы после 1945 г., включая Восточную Европу с Россией, много пропаганды и лжи – публичной, постоянной, сбивающей с толку и тем опасной
Горячая война в Украине и ее новая трагедия на фоне крушения системы безопасности Европы стали новым катализатором, толчком к переосмыслению истории Украины и Европы. Это затрагивает и интересы историков. Война воочию пришла и на их территорию.
Проблема не только в том, что корни руссофашизма в истории российского империализма, формах русской культуры, особенностях русского менталитета или в качестве путинской пропаганды. Проблема в особенностях общественного самосознания. Но глубинная проблема в том, что это „расколотое мировоззрение“ и разорванное прошлое живет среди нас сегодня, а значит и в разных политических системах. Люди рассуждают по старинке, они застряли в образах мира XVIII, XIX и XX вв. (понятие „вечного“ народа, линейность истории, оптимистическая вера в идеалы Просвещения на фоне социальной изоляции и противоречий модернизма). Поэтому нередко слышим речи о постнауке, посмодернизме, пострелигии, то есть попытке по- новому, иначе и возможно глубже взглянуть на эти явления.
И это, возможно, глубинная основа для пассивности и недопонимания, на котором заигрывает пропаганда и конспирология. Информационные войны только еще более отуманивают сознание. В авторитарной России на данном этапе войны против Украины это принимает крайние, агрессивные и опасные формы, вплоть до социальных патологий, например, в виде пародий на фашизм под лозунгом борьбы с фашизмом или народного двоедушия с его риторикой „братской“ дружбы и в то же время поддержки российской войны в Украине.
Но надавайте все же различать две вещи – поиск истины с возможностью ошибаться и говорение неправды. Здесь более тонкие вещи. Историк и ученные могут рассуждать „по-иному“ или ошибаться, но они могут при этом и педантично придерживаться своего дискурса „до конца“. Здесь мы сталкиваемся также с верой в магию исторической необходимости. Ее национальный извод - вера в магию российского империализма, непобедимости русского штыка, великодержавности и разрушительного кремлевского „русского мира“.
Украина стала первой крупной жертвой нового российского реваншизма и пропаганды. Украинцы теперь защищают не только право на свою государственность и свободу, но и борется за все малые народы, которые обвиняют в том, что они неисторические.
Одна из причин в том, что история Украины, как история Восточной и Центральной Европы в целом, за последние 200-250 лет оставалась в тени истории России. Вернее имперской, советско-русскоцентричной или крайне националистической версии истории России. Это история однобокая, искаженная и противоречивая.
Таким образом, проблема, с которой сталкивается современные историки, в том, что нынешние империалистические идеи не так уж отличаются от форм официального национализма, возникшего в XIX в.
Политизация истории и ее критика: об единстве восточных славян
Вспомним, как 22 февраля 2022 г. Владимир Путин предпринял „поразительную“ попытку оправдать свое неспровоцированное и преступное вторжение в Украину.
Вторжение России в Украину Путин обосновывал перед россиянами необходимостью России „защитить себя“ от приближения военной машины НАТО, остановить „геноцид“ на Донбасе, „денацифицировать“ и „демилитаризировать“ Украину.
По мнению экспертов и юристов международников, эти утверждение не соответствует действительности. Если это так, то намерения Кремля были другими. Насилие широко ворвалось в мирную людскую жизнь Украины 22 февраля 2022 г.
Насилию, полномасштабной российской агрессии против Украины нечем прикрыться, кроме пропаганды и лжи. Пропаганда может держаться только контролем, политизацией и манипуляцией истории, а все это - только насилием, страхом и искаженной памятью.
Наверное, поэтому главы государств нередко берутся за перо мнимых историков или прибегают к услугам суфлеров.
Еще раньше – 12 июля 2021 г. - под именем президента России В. Путина была опубликована статья – „Об историческом единстве русских и украинцев“. В ней Путин излагает аргументы в пользу одного из своих любимых тезисов о том, что два народа – русские и украинцы – едины. Это парадоксальная и противоречивая точка зрения.
С одной стороны, утверждается, что в едином духовном и историческом пространстве существует два или вернее три отдельных народа. И с этим многие согласны, также и я. С другой стороны, оказывает, что эти два народа являются „частями единого народа“.
Путин сам не спешит дать название новоиспечённому народу - то ли это русские, то ли украинцы, а может еще белорусы, или каждый год этот „единый народ“ будут называть попеременно. Получается семантическая путаница с „единым народом“, но Путин здесь выдерживает паузу и скорее всего лукавит.
При этом все-таки речь идет о старом имперско-советском проекте трех народов, включая русских, украинцев и белорусов. Иначе, не понятно было бы тогда то, зачем Кремль запустил и продвигает десятилетием специфический проект „русского мира“?
По В. Путину, Россия ведь так хороша и так сильна, она на подъеме, а Украина в глубоком упадке. „Украина сейчас – беднейшая страна Европы“, – говорит он, уделяя этому немало внимания в статье. по ВВП на душу населения Украина находится на 118 (2021 г., затем 120 место) месте. Но он умолчал почему претендующая на мировое лидерство Россия по ВВП на душу населения находится на 50-60 месте в мире, не многим опережая Болгарию и Казахстан (по данным ВМФ на 2023 г.).
Как бы там ни было, Путин считает, что в последние годы между Россией и Украиной возникла стена, что он воспринял как „большую общую беду, как трагедию“. И этой их дружбе исторически пытается мешать Запад.
В этой статье В. Путин много место уделяет истории. Он излагает москвоцентричный однолинейный исторический нарратив. Это особый общерусский и на определённых этапах имперский путь, которому всегда подозрительно мешали „внешние силы“. В этом явное антизападничество такого подхода и предпосылки появления особого исключительного исторического пути с центросместительной тенденцией и сильной центральной властью в Москве.
Путинский нарратив состоит из трех частей. Была великая Киевская Русь, которая распалась и утонула под властью чужих – монгол, литовцев, поляков и других, затем в просторах Евразии возникла Россия в ее разных исторических формах - от дерзкого Московского княжества и могущественной Российской империи до мировой сверхдержавы СССР, после распада которого Россия стремится встать с коленей.
В нем четыре основных мотива – „собирание“ и „возвращение“ Москвой древнерусских земель, а в современной версии – строительство „русского мира“. Два других мотива – это борьба с внешними ненасытными врагами и, наконец, спасение Украины, Белорусии от ополячивания в прошлом, а теперь от НАТО и коллективного Запада.
Да, Киевская Русь развалилась на полусуверенные государства. Потом они стали добычей хищных соседей – от татар и литовцев до османцев, поляков и австрийцев.
Однако, в путинской версии, на протяжении 300–500 лет остался единый православный „древнерусский народ“ и мечта об общей Руси. Именно Москва взяла бремя и миссию на себя якобы „объединении“ бывших и к XVI–XVIII вв. уже мифических „древнерусских земель“. Здесь пропагандистский популизм и истоки русскоцентричного религиозного мессианизма. При этом захват или оккупация территорий часто показывается как заданное историей политическое, религиозное и этническое „объединение“.
В XVI–XVIII вв. Москва завоевывает, присоединяет берет под опеку чужие или земли руського народа в ВКЛ и Польше, а также применяет насилие над другими „древнерусским землями“ и их населением, например псковичами и новгородцами или казанскими татарами.
Путинская версия истории Восточной Европы упорно не хочет видеть проблемы социальной интеграции восточнославянских обществ в разные эпохи, и в разных государства, как и их итогов. Не видит она и антиукраинской принудительной русификации в истории, хотя полонизацию он обозначает как важнейшую историческую проблему.
В XV–XVIII в. доминирующая идентичность руських, то есть предков украинцев и белорусов, Речи Посполитой была другой. Она была основана на вертикальной этничности дворян (правящей сословной верхушки), локальном патриотизме и одной вере. Но вера у них была иная, в отличии от православных России. В 1791 г. в Польше и Литве проживало около 7,9 млн. населения: католиков было 4,6 млн. человек (53, 3%), униатов и православных, в основном руських, соответственно – 2,6 млн. (29,5%) и 300 тысяч (3,4 %), протестантов – 150 тысяч (1,7%), староверов (разных согласий) – 100–180 тысяч (1, 2 – 2, 2%), других конфессий – до 10 % (евреи, мусульмане, караимы и пр.).[1]
Важно другое. В Путине рассказчике можно слышать следы соцреализма. Он пишет не столько как было, сколько так как должно было быть или, во всяком, случае могло быть. Ложный и лицемерный метод соцреализма загубил великую в прошлом русскую литературу. Он искажают богатую и неоднозначную российскую историю.
Но Путина не заботили исторические методы, их разнообразие или поиск правды. На языке историков это называется пропагандистская история или политизация истории – пишет так, как ему и его команде надо, прикрывая все это в одних случаях ем у и его друзьям удобной „правдой“, в других - воображаемой „исторической необходимостью“.
В путинской версии истории России, точнее Восточной и отчасти Центральной Европы „ордынская зависимость“ или татарская аннексия (колонизация) – это „ограниченный суверенитет“ (что иногда так и было).
Протекторат России или политический союз между православным казацким Гетманством и Россией 1654 г. (Переславская рада) – это „собирание русских земель“ и „принятие их под покровительство единоверцев“, жители которых „воссоединились с основной частью русского православного народа“.
Разделы суверенной Польши и Литвы и незаконная аннексия территорий в XVIII в. – это „возвращение западных древнерусских земель“ 500 лет спустя и борьба с западным колониализмом.
В этой кремлевской версии истории, московско-российский империализм XVI – начала XXI вв. почти автоматически превращается в движущуюся и неотвратимую силу истории. Неожиданно российский империализм становится благом как для жителей Московского государства, позже Российской империи, так и для других, включая порабощённых новгородцев и псковичей, или соседних этнических групп – руських Польши и Литвы (в XV–XVIII вв.), татар, мордвы, поляков, литовцев, эстонцев и пр.
Однако надо помнить, что в XVII–XVIII вв. в Польше и Литве шло формирование по языку и идентичности уже двух самостоятельных раннемодерных народов с вертикальной этнической элитой – украинского и белорусского (по мнению некоторых историков на основе одного руського народа).
Казаки-украинцы или литвины-белорусы (часть их дворян польскоязычные) были ориентированы на тогдашние европейские нормы и ценности - университетское и начальное образование, цеховая самоорганизация ремесленников, Магдебургское право городского самоуправления. Поэтому в XIV–XVIII вв. Украина в ВКЛ, затем в составе Польши и Литвы как субъект истории стала другой, более западной по своим ценностями.
Европа эпохи Ренессанса, Барокко и Просвещения, конечно, была не раем, но это была совсем иная жизнь, чем под Золотой ордой, от которой Московское княжество окончательно высвободилась лишь в 1470-е гг.