— Как бы оценили нынешнюю ситуацию в Беларуси? Что происходит внутри страны?
— Мы видим, что каждый день в Беларуси продолжаются задержания, аресты, и чаще всего – по уголовным делам. Если полгода назад мы фиксировали больше задержаний по административным делам, то сейчас – уголовные. Власти продолжают душить любую потенциальную точку напряжения. Это показывает, с одной стороны, неуверенность властей и отсутствие контроля, с другой стороны, и власть это понимает, - если бы у людей была возможность пользоваться своими правами (свобода собраний, свобода выражения мнений – Ред.), то они бы ими пользовались. Если описывать, что происходит, выбирая более цензурные или юридические термины, — это социально-политический кризис, который с каждым днем усугубляется. Ситуация с правами человека всегда была плохая, но сейчас – это просто катастрофа. Мы движемся к аналогу Северной Кореи.
— Какие настроения царят в обществе? Мы видим невозможность организации какого-то уличного движения, оно пресекается на корню. Что думают люди? Потеряли ли они веру в то, что Лукашенко уйдет, или просто выжидают какого-то момента?
— Я не могу как-то ответить за все общество, могу сказать только о том, что сама вижу. Мы работаем с политическими заключенными и их семьями. Они поддерживают друг друга. Иногда позитивные настроения, иногда – негативные. Мне как человеку, считающему себя оптимистом, хотелось бы верить, что ситуация исправится. И хочется видеть, что люди тоже так думают. Но если посмотреть на моих коллег, знакомых, то люди настроены решительно: хотят жить в демократической Беларуси, и всем стало очевидно, что при режиме Лукашенко свобод в Беларуси не будет.
— Как лично на вас сказались обыски, давление со стороны правоохранителей?
— Моя мама очень сильно меня поддержала во время репрессий и обыска, который был у нас дома. Меня тогда не было в Беларуси, поэтому ей пришлось с этим столкнуться. Когда я узнала, что во время обысков забрали мои бейджи с правозащитных конференций, круглых столов и дипломы, я поняла, что все делаю правильно и надо продолжать.
— По последним данным, 672 человека в Беларуси признаны политзаключенными. Каким критериям человек должен отвечать, чтобы его признали политзаключенным?
— Белорусские правозащитные организации разработали критерии. Их признает не одна организация, а коалиция правозащитных организаций. Ситуация, в которой находится человек, должна соответствовать этим критериям. Человек обязательно должен находиться в заключении, потому что есть случаи, когда получают не срок в колонии, а так называемую "химию" (вид ограничения свободы с направлением в исправительное учреждение открытого типа,- Ред.). Но в момент после суда и до направления в исправительное учреждение он не считается политическим заключенным. Также есть те, кто наказывается "домашней химией". Они вынуждены находиться дома, выполнять ряд правил, постоянно общаться с милицией. Это мы не рассматриваем как лишение свободы. Человек должен преследоваться, находиться в неволе либо из-за своих политических взглядов, либо эти репрессии со стороны властей должны вести к достижению каких-то политических целей. В текущей ситуации – попытка режима удержать власть.
Вообще, важно подчеркнуть, что права человека – это про мирные действия и отстаивание своих интересов. Согласно обвинению и той информации, которую мы видим до суда, видно, что некоторые люди не всегда прибегали к мирным действиям, были элементы насилия. Важно оценивать пропорциональность этого насилия, в каких условиях оно применялось, и какое наказание человек за это получает. Непропорциональное наказание позволяет говорить о том, что преследование политически мотивированное и человек является политическим заключенным.
Мы не заинтересованы в увеличение числа таких людей. Мы фиксируем это и считаем нужным говорить об этом. Нужно понимать, что количество политзаключенных в стране ясно коррелирует с демократичностью режима и со всеми свободами.
— Накануне дня народного единства Лукашенко помиловал 13 человек из представленного "списка Воскресенского", который насчитывал 100 осужденных. Как оцениваете такой шаг?
— Я бы назвала это декоративной амнистией, попыткой продать освобождение политзаключенных в обмен на отмену санкций. Очевидно, что санкции и сильно влияют на режим, и очень обижают Лукашенко персонально.
По нашим данным, за август по политически мотивированным уголовным делам осудили 130 человек. В сентябре 13 выпускают. Масштабы такие, что это ни на что не похоже. Из 13 на свободу вышли 11, и в основном это люди, которые большую часть своего срока отсидели, двоим, по-моему, изменили наказание с колонии на химию. Это не амнистия в том виде, в каком она должна быть. Я разделяю точку зрения о том, что переговоры с Лукашенко уже два раза шли по подобному сценарию, но, боюсь, в третий раз уже никто не верит.
Очень жаль людей, которые стали заложниками ситуации, но я, конечно, рада за тех, кто вышел по этому помилованию. Юридически это помилование, не амнистия. Оно применяется в отношении тех, кто уже был осужден, кто напишет прошение, пообещает больше так не делать. Похоже, это какая-то персональная боль Лукашенко, что все должны раскаяться, понять, что были не правы, попросить у него прощения, потому что помилование пишется на имя президента. А это для многих политзаключенных принципиально невозможно.
— Как вы думаете, что должно произойти для того, чтобы все политзаключенные были освобождены?
— Я думаю, что тут должен быть комплексный подход, должно продолжаться давление. Как само преследование является политическим решением, так и освобождение политзаключенных должно быть политическим решением. Из того, что сейчас есть в СМИ, и вся публичная деятельность Лукашенко, это говорит о том, что на данном этапе он не готов отпускать политических заключенных.
Со своей стороны мы продолжаем работу по защите и продвижению прав человека, оказываем помощь людям, собираем информацию о нарушениях прав человека. Со стороны белорусских политических структур мы тоже видим работу, видим, как нас поддерживает мир, видим работу белорусской диаспоры. Я уверена, что все это в комплексе работает. Если бы санкции не работали, такой реакции Лукашенко не было бы.
— 17 сентября стартовала международная кампания солидарности #FreeViasna. Расскажите о ней подробнее.
— Кампанию запустил правозащитный центр "Вясна" в партнерстве с международными организациями. Это кампания солидарности с арестованными "вясновцами" и центром. Мы требуем немедленно освободить наших коллег, снять обвинения, выдвинутые по политически мотивированным делам. Мы призываем присоединиться всех, действовать на своем уровне. Первое и самое важное, то, что доступно каждому, - распространять информацию о том, что происходит, не молчать. Очень важно говорить и не нормализировать эту ситуацию, потому что все привыкли, что "в Беларуси все плохо". Это не значит, что это нормально, если длительное время все плохо.
Вторая вещь, которую может сделать каждый, - отправить письмо или открытку поддержки. Конечно, мы просим поддержать не только наших коллег, но и других политзаключенных. Как недавно сказала жена политзаключенного Владимира Лабковича, "письма в тюрьме – это кислород".
— Какую роль литовских политиков, общественных деятелей вы в этой кампании?
— 17 сентября у нас была пресс-конференция в Сейме Литвы и там я познакомилась с "крестными" Леонида Седаленко и Марфы Рабковой. "Крестные" — это такой институт, который делает международная правозащитная организация Либерека. Суть в том, что какой-то политик берет шефство и опубличивает этот кейс, постоянно продвигает эту повестку. Я увидела, насколько заинтересованы литовские парламентарии, как хорошо они ориентируются в информации, насколько открыты к общению. Меня это сильно удивило и вдохновило, потому что я привыкла к белорусским политикам, которые на заседании парламента спят с поднятой рукой. А литовские политики заинтересованы в теме, постоянно держат вопрос в фокусе, и это здорово.
Мы просим присоединяться к кампании, добиваться освобождения наших заключенных коллег. Когда я общаюсь с людьми не из политики в разных странах, я всегда говорю одно: доносите до ваших представителей во власти, что вас этот вопрос волнует.