Молодому мичману Сергею вовремя не была оказана необходимая помощь: несмотря на кровоизлияние в мозг, в военном госпитале было решено не вызывать специалистов-хирургов. По трагическому стечению обстоятельств, его отец Александр Жиркевич, боровшийся с халатным и жестоким обращением с простыми солдатами и военными царской армии, не смог уберечь своего сына от подобной же участи.
Если оперировать сегодняшними категориями и терминами, военный юрист Александр Жиркевич пытался изменить систему, не выходя за ее рамки. А после того, когда понял, что изменить ее невозможно, он ушел в отставку в знак протеста против введения военно-полевых судов и смертной казни для политических.
И этот печальный сюжет так, наверное, и остался бы объектом внимания местных экскурсоводов и знатоков краеведчества, если бы не бурная, разносторонняя деятельность Александра Жиркевича, благодаря которой сейчас мы можем составить или расширить наше представление о Вильнюсе, Литве, Польше, российской творческой среде конца XIX и начала XX века.
Люди той эпохи, быт и нравы общества составляли главный интерес для "коллекционера времени" Александра Жиркевича. А новое время распорядилось с ним по-своему - помотало и вернуло в Вильнюс, в последний раз.
"Притяжение Литвы" - это серия публикаций о политиках, дипломатах, ученых, поэтах и повстанцах, чьи имена звучат не всегда по-литовски, но их наследие стало неотъемлемой частью Литвы и других стран.
Александр Владимирович Жиркевич – военный юрист, поэт, беллетрист, известный под псевдонимом А. Нивин; общественный деятель, коллекционер. Он родился в Люцине, Витебской губернии (ныне Лудза, Латвия) в обедневшей дворянской семье потомственных военных.
"Мой род – старопольский, носивший фамилию Сфурс-Жиркевичей, некоторые предводители которого были придворными при дворах польских королей, потом измельчал, обеднел, из Польши перешел в Россию и стал православным", – писал о своем происхождении в книге "Потревоженные тени" Жиркевич.
Он был внуком военного и государственного деятеля, мемуариста И.С.Жиркевича (участника боевых действий при Аустерлице, Отечественной войны 1812 г). Учился в Виленском реальном училище. Окончив Виленское пехотное юнкерское училище, служил в пехотном полку в Ошмянском уезде Виленской губернии. В 1885-1888 гг. учился в Военно-юридической академии в Санкт-Петербурге. В Петербурге, бывая в доме у своих родственников Герардов (Н.Н.Герард – член Государственного Совета), Жиркевич знакомится с поэтом А.Н.Апухтиным, пианисткой В.В.Тимановой, а через них с поэтом К.М.Фофановым, художниками И.Е.Репиным, Н.Е.Сверчковым. В петербургский период Жиркевич сдружился с Репиным, позже художник приезжал к нему в Вильно, сам Жиркевич ездил в гости к Репину.
Жиркевич был знаком с графом Л.Н. Толстым, встречался с писателем, состоял с ним в переписке. Общался он и переписывался с художниками И.К.Айвазовским, В.В. Верещагиным, педагогом Ф.Б.Гецем, поэтессой Е.К.Остен-Сакен, Н.С.Лесковым, В.С.Соловьевым, А.А.Фетом, А.П.Чеховым и др. известными людьми того времени. Круг общения и интересов у Жиркевича был очень обширным.
В1883 г. Жиркевич знакомится в Вильно с семьей Снитко: юной Екатериной Константиновной, ее братом-близнецом Андреем (минский краевед Андрей Константинович Снитко, с 1909 г. председатель Минского церковного историко-археологического комитета), их дедушкой профессором университета, историком Павлом Васильевичем Кукольником, воспитательницей Кати и Андрюши Варварой Ивановной Пельской, заменившей осиротевшим детям мать. Отец Екатерины вместе с Кукольником участвовали в спасении некоторых поляков участников восстания 1863 года: "От нее (жены) и других я слышал, что в эпоху восстания 1863 года и варварской кровавой расправы с мятежниками графом М. Н. Муравьевым и К. М. Снитко, и П. В. Кукольник, пользовавшиеся расположением этого человека, своими ходатайствами немало спасли поляков, замешанных в восстании, от ссылки и, может быть, от виселицы. Об этом же мне говорили и некоторые поляки".
Интересно, что Екатерина Снитко считала себя русской, а ее брат Андрей называл себя белорусом.
После окончания Военно-юридической академии Жиркевич служил в Вильно сначала помощником военного прокурора, затем военным следователем и военным судьей.
23 сентября 1888 г. Жиркевич женится на Екатерине Константиновне Снитко. Посаженным отцом Екатерины был старый друг ее семьи доктор Юндзилл. У Жиркевичей было шестеро детей. Сын Борис прожил всего месяц, в 11 лет от туберкулезного менингита скончалась дочь Жиркевича Варя, в 22 года на службе практически сразу после окончания Мичманского училища скоропостижно скончался первенец Сергей. Остались три дочери. Мария стала геологом (в последние годы своей жизни заведовала кафедрой аспирантуры Института нефти и газа им. Губкина). Екатерина была педиатром, пережила ленинградскую блокаду, работала в прифронтовых госпиталях. Тамара стала талантливым музыкантом (Фрязинская музыкальная школа). Именно она начала работу с архивом своего отца .
Какое-то время молодая семья жила вместе с Варварой Ивановной Пельской, но уже через год начинаются ссоры между Пельской и Жиркевичем на религиозной почве: "Тетя вмешивается в мои религиозные убеждения... Почему я не хожу в церковь? Мне кажется, нет нетерпимее христиан, как православные... Катя умоляет не спорить с Тетей, смолчать..."
"Предки матери были униаты. Отец ее и мать православные", – вспоминает дочь Жиркевича Тамара. Православной была и подруга матери, воспитывавшая Катю и Андрея с 13-ти лет, Пельская. Сама Екатерина, жена Жиркевича, также была религиозной женщиной.
Что касается религиозных воззрений самого Жиркевича, надо отметить, что он в своих воспоминаниях не раз рассуждает на тему религии, критикует православных священников, но и оправдывает их действия условиями, в которых они живут. Возможно, на религиозные взгляды Жиркевича подействовало общение с Толстым, а, может быть, это результат того, что он относился к духовенству, как к чиновникам, и ограничивал контакт с ними, продолжая верить. "С детства, в доме родителей приученный к серьезному отношению к вопросам религии, я долго и в юности сохранял в себе запас религиозных настроений до тех пор, пока жизнь, люди, время и тут не совершили во мне переворота", – пишет в мемуарах Жиркевич.
Он упоминает, что именно из-за того, что он охладел "к Православию, обрядовой его стороне, оставаясь лишь (на всю жизнь) верным поклонником красоты православного богослужения и церковных песнопений", у него нередко возникали "недоразумения и пререкания" с супругой. Сглаживать острые углы здесь удавалось именно благодаря супруге, которая со временем перестала вразумлять мужа, вместо этого молилась за него.
В книге воспоминаний Жиркевич пишет, что их семейный могильник находится на Лютеранском кладбище Вильны. Там был погребен прах первенца Сергея (эпитафия на могиле сына была написана Александром Жиркевичем), а потом и самого Александра Жиркевича. Их могила и памятник были перенесены на православное Евфросиньевское кладбище в советское время, когда было уничтожено Лютеранское кладбище на горе Таурас.
Дочь Жиркевича Тамара в воспоминаниях писала: "Отец не входил в церковь, но он любил постоять где-нибудь снаружи храма, послушать красивые церковные напевы, вспомнить свое детство".
В своей книге воспоминаний "Потревоженные тени" Жиркевич рассказал, что любовь к литературе в нем пробудил преподаватель русского языка и словесности известный в то время провинциальный писатель и незаурядный педагог Семен Шолкович. Первые стихи Жиркевич пишет еще в реальном училище. Одно свое стихотворение, написанное в годы учебы, он посвятил писателю И.Тургеневу и послал ему письмом, Тургенев в знак благодарности прислал ему свою фотографию с надписью. Вторым толчком к творчеству для Жиркевича стал петербургский период, время учебы в академии, общение с поэтом Фофановым. В стихах Жиркевич пишет о любви, о природе, о Вильне, делает зарисовки из жизни (о мощах мучеников в московском музее, о падшей женщине и др.).
Весна и в Вильну забрела...
Ее дождался я!..
Все нечистоты унесла Взбешенная Вилья...
Но бледен городских садов
Чахоточный убор...
И на меня излить готов
Букет свой каждый двор.
А ночью...
Сладость бытия
Коты поют...
Затих Крик «Караул!»...
Но слышу я —
В замену трелей соловья —
Свистки городовых...
Кроме стихов, Жиркевич писал рассказы и повести, статьи, оставил книгу воспоминаний "Потревоженные тени", в которой рассказал не только о своей семье, службе, жизни, но и оставил немало заметок о Вильне того периода, о жизни города, о его жителях, традициях.
В молодые годы Жиркевич побывал на заехавшей в Вильну выставке картин передвижников. Картины произвели на него неизгладимое впечатление, с тех пор он стал интересоваться живописью и коллекционировать картины.
"С тех пор я стал заниматься и коллекционерством, начав собирать литографии, книги, журналы с иллюстрациями. С годами все это превратилось в страсть, которая не оставляет меня и сейчас, на положении старого, бездомного, сироты-нищего, не знающего, где через неделю он будет, чем станет существовать", – писал он в своих мемуарах.
В 1901 г. Жиркевич организовал выставку живописи В.В.Верещагина в генерал-губернаторском дворце в Вильне.
Он был страстным коллекционером и всю свою жизнь собирал картины, документы, различные вещи, имеющие историческую и художественную ценность, впоследствии передавал их в музеи и библиотеки (среди документов были также виды и чертежи архитектурных памятников, необходимые для реставраторов). "Все, что он собирает, предназначается для будущей истории — "чтобы не пропала старина", – пишет его дочь Тамара.
"Вспоминаю сплошь завешенные картинами стены, и, когда на стенах места не хватало, картины вешались даже на дверях, при слабых протестах мамы. В углу гостиной стояла фигура японского самурая в латах и полном вооружении — вечером проходить мимо самурая было страшно... В стеклянных шкафчиках стояли бронзовые колокольчики, цветные шишечки от японских шапочек, бронзовые изящные фигурки. В кабинете отца висел ковер – на нем древнее оружие. Все это можно было рассматривать часами", – так выглядело жилье Жиркевича-коллекционера по воспоминаниям его дочери.
В коллекции, увезенной из Литвы и переданной Жиркевичем Симбирску, было 2000 единиц живописи, графики (К.Брюллов, И.Репин, И.Айвазовский, В.Верещагин, Лампи др.), старопечатных книг, предметов историко-культурного значения. Коллекция была передана музею города в 1922 году (семья покинула Вильно, бежала в Симбирск от немцев во время Первой мировой войны). В обмен на коллекцию Жиркевич получил немного денег, столько, сколько нужно было на билет в Вильно, куда он решил вернуться, чтобы решить имущественные дела, получить наследство покойной жены (она скончалась в Симбирске).
Жиркевичем была собрана большая коллекция старинного оружия и орудий пыток, чуть ли не единственная такого объема в России (29 пудов). Сначала она находилась в Военном музее при Виленском военном собрании. В этом музее Жиркевич хотел собрать и показать орудия телесных наказаний, против которых всегда боролся. В 1919 и 1921 гг. он передал коллекцию в Румянцевский музей в Москве, но о судьбе этих экспонатов, к сожалению, ничего не известно.
К началу XX века многие музеи, библиотеки получили немало вещей, документов, подаренных Жиркевичем. Он собрал огромное количество исторических документов: манускрипты XVI века; больше 4000 листов с документами времен войны 1812 г.; полицейский архив с подписями Екатерины II и Потемкина и др. К сожалению, многое из этих документов было утрачено или погибло во время Первой мировой войны и в неразберихе революционного времени. Однако часть собранных им ценностей сохранилась в архивах Москвы, Петербурга, Ульяновска, Литвы (Вильню и Ковно), Беларуси (Гродно), Польши (в Ягеллонскую библиотеку Кракова он передал редкий рисунок А. Мицкевича и его автографы, автографы поэтов Одынца, Сырокомли, пергамент с автографом польской королевы Анны из династии Ягеллонов).
Из отчета Виленской публичной библиотеки и Музея за 1903 год: "Отчетный год принес Библиотеке с Музеем такие ценные пожертвования, каких они давно уже не видали. Первое место между ними занимает дар полковника А.В.Жиркевича, заключающий в себе книги, пергаментные грамоты, рукописи и художественные произведения".
Далее перечисляется, что было передано: 26 пергаментных грамот XVI–XIX столетий на русском, польском и латинском языках; автографы коронованных особ, а также русских и иностранных общественных и литературных деятелей, около 300 экземпляров; переписка бывших генерал-губернаторов; 32 тома документов, относящихся к истории масонов в Западной крае;16 рукописных сборников литературного содержания на русском и польском языках (среди них старообрядческий сборник XVIII века, писанный полууставом на церковнославянском языке) и др. Можно лишь попытаться представить себе, сколько всего было собрано Жиркевичем, "сохранено для потомков".
А. Жиркевич участвовал в создании Музея М.Муравьева в Вильне. Задача этого музея, по его мнению, заключалась не в том, чтобы прославлять Муравьева: "Я вовсе не имел целью создать хвалу Муравьеву, но стремился создать музей, в котором были бы собраны все за и против, чтобы будущий беспристрастный историк мог сказать свое слово. Я счастлив, что спас для Муравьевского музея все, что мог – "за" и "против" Муравьева".
Личный архив Жиркевича сейчас находится в Государственном музее Л.Н.Толстого в Москве. Особую ценность представляет дневник Жиркевича, на страницах которого рассказывается не только о детстве, семье автора, но и о культурной, повседневной жизни Вильно, благотворительных учреждениях "Белого" и "Красного" креста, солдатском быте, тюрьмах, дисциплинарных батальонах и т.д.
В дневнике Жиркевича содержится немало интересных сведений о Вильне и его жителях. Например, об известном вильнюсском книгопродавце еврее Г. Стракуне, который держал книжный магазин и библиотеку, о многолетнем главе Виленской рисовальной школы Иване Трутневе, преподававшем в реальном училище рисование. Трутнев случайно лишился левого глаза, поэтому, рассказывает Жиркевич, после одного случая с легкой руки Жиркевича ученики окрестили преподавателя Циклопом (сначала ученики называли его Трутнем). По словам Жиркевича, Трутнев был из тех учителей, которые больно драли учеников за уши и применяли другие телесные наказания.
"Он имел отвратительную привычку щелкать учеников по голове костями пальцев, за что ему впоследствии и досталось от начальства, когда одна чадолюбивая мамаша слишком усердно стала преследовать его за своего сына", – рассказывает Жиркевич, отмечая, что преподаватель редко приходил на уроки не пьяным.
В своем дневнике Жиркевич рассказывает и о мощах Виленских мучеников Антония, Иоанна, Евстафия, которые очень почитали в Вильно. Описал Жиркевич и свое потрясение, когда эти мощи он увидел в Москве, в Музее народного комиссариата здравоохранения "обнаженными, с оскорбительными надписями, выставленными на посмешище современной черни".
Эта картина так потрясла его, что Жиркевич даже написал об этом стихотворение. Он упоминает и о еще одной традиции, связанной с мощами святых: "Верующие приносили вышитые тапочки, которые надевались на ноги святых великомучеников, освящались и возвращались верующим".
Дневник Жиркевича – настоящий кладезь для тех, кому интересно, как жили люди в Вильно в конце XIX- начале XX в. Автор дневников рассказывает об иконе Остро-Брамской Божьей Матери – одинаково дорогой в те времена как католикам, так и православным. По словам Жиркевича, по улице, над которой в арке помещалась икона, "верующие католики проползали, молясь на коленях, а православные проходили, крестясь и снимая шапки".
Есть в его мемуарах и короткая зарисовка, посвященная тогдашнему городскому транспорту – конке. По словам автора, лошади (они были запряжены тройкой), тащившие конку, были тощие и измученные настолько, что с трудом преодолевали подъемы даже на небольшие горки. Некоторые сердобольные пассажиры в таких местах сходили с конки и шли рядом, чтобы облегчить лошадям подъем.
"Ремесленное население Вильны было преимущественно польско-литовское, белорусское и еврейское. Седобородые евреи, одетые в белые с черными полосами талесы, справляли свои обряды на берегах Вилии. А русские священники в праздник крещения, иногда в сильный мороз, погружали в прорубь святой крест под залп пушки. Пушки и святой крест... Ну не кощунство ли?" – рассказывал Жиркевич.
Из дневников Жиркевича можно узнать и о частной жизни его семьи, об имуществе, которое его супруга получила по наследству – это имения Богданово (Виленской губернии, Дисненского уезда) и Ламбардзи. Больше всего Жиркевич рассказывает об имении Лабардзи (Лабарджяй) Ковенской губернии Россиенского уезда. Сейчас это Шилальский район, 7 км от Кальтиненай.
"Лабардзи до падения крепостного права, (...), было когда-то богатым владением с заводами, с фруктовыми садами, с двухэтажным домом в 14 комнат, с колоннами, оранжереей, парниками, прекрасным каменным флигелем и полукаменными холодными постройками (конюшнями, амбарами, погребами, людской)", – писал дочери Жиркевич. Правда, потом это имение сдавали в аренду и к тому времени, когда супруга Жиркевича получила его в наследство, имение находилось в упадке. Жиркевич неоднократно ездил в имение, организовывал ремонт построек, занимался связанными с арендой вопросами, мечтал, что когда-нибудь семья вместе сможет сюда приехать.
В январе 1926 г., когда Польское посольство разрешило Жиркевичу вернуться в Вильну, он ехал туда с намерением устроить имущественный вопрос и вернуться, потому что дети остались в России, в Симбирске была похоронена его супруга. Но оказалось, что вступить в права наследования имущества жены он может, только приняв постоянное подданство. Так, Жиркевич остается в Вильнюсе, чтобы помогать дочерям финансово. Усадьбу у него арендовало государство, а после смерти Жиркевича ее передали Антанасу Каминскасу. Известно, что в годы первой Независимой Литвы деревянный дом был перестроен, в усадьбе были две кирпичные хозпостройки, остатки церкви, фрагменты парка и пруд.
В 1942 году в деревне Лабарджяй был найден клад – 300 серебряных монет времен Сигизмунда Августа и Сигизмунда Старого (1495-1570).
К сожалению, жилой дом в имении Лабарджяй не спасло то, что он был включен в список культурных ценностей. 18 июля 2014 года дом был подожжен. Сгорела вся крыша и мезонин. Имение фактически перестало существовать.
Жиркевич был не только писателем и коллекционером, но и активным общественным деятелем и военным юристом, боролся за права военных как рядовых, так и офицеров. За время своей карьеры он прошел путь от защитника, помощника прокурора, следователя до военного судьи.
За милосердие и правозащитную деятельность многие называли его "последователем Гааза" (Ф.Гааз – "святой доктор", который в XIX в. много сделал в царской России для облегчения участи ссыльных и осужденных, за свою деятельность был причислен к лику святых).
"Надо уходить из нашего ведомства! Честному человеку скоро невозможно будет приносить пользу там, где личный произвол ставится выше закона. Сердце разобьешь о камни неправды, незнания, заведомой лжи, произвола. Каждый день ухожу из суда с сознанием, что вот-вот выйдет столкновение и я брошу всем этим господам правду в физиономию. (...) Господи, дай силы для борьбы! Не всели в меня привычку к чужому страданию! Разбей мое сердце в тот миг, когда умрет в нем сострадание к судимому ближнему!..", – писал Жиркевич о своей службе.
В 1908 г. Жиркевич в чине генерал-майора вышел в отставку в знак протеста против введения военно-полевых судов и смертной казни для политических.
Через всю его жизнь прошли тысячи солдат, военных арестантов, раненых, вдов, сирот, талантливых детей из бедных семей, которых он устраивал в учебные заведения, и все те, кому требовалась поддержка в борьбе за справедливость, выступал в роли благотворителя, а для многих был благодетелем. Он посещал солдат в госпиталях, помогал нуждающимся.
После выхода на пенсию Жиркевич продолжал посещать гауптвахты уже как общественный попечитель: вникал в быт заключенных, поддерживал нравственно, выполнял просьбы и поручения. В 1912 году Жиркевич издал книги "Пасынки военной службы" (Вильна. 1912) и "Гауптвахты России должны быть немедленно же преобразованы…" (Вильна. 1913 ).
В Симбирске Жиркевич также занимался культурно-просветительской и благотворительной деятельностью, был попечителем тюрем и госпиталя. После революции бедствовал. Преподавал на курсах ликвидации безграмотности, читал лекции, служил архивариусом. Продал музею свою коллекцию, чтобы получить деньги для возвращения в Литву. Жиркевич плакал, получая эти деньги, потому что давно не держал денег в руках и нарушил свои принципы – прежде он передавал экспонаты в музеи безвозмездно.
Как в то время писала одна из газет, сумма была равна стоимости проезда по железной дороге от Симбирска до Вильны – 10 миллиардам рублей (в те времена 1 миллион приравнивался к 1 рублю, а то и к 70 копейкам). Скончался Жиркевич в Вильнюсе 13 июля 1927 года.
