— Вы верили в то, что может начаться настоящая большая война – Российская Федерация против Украины?
— Я предполагал, что война начнется. Но не верил, что она будет настолько масштабной. Мне казалось, что активные боевые действия возобновятся на линии соприкосновения с сепаратистами в Донецкой и Луганской областях. Я полагал, что любой здравомыслящий политик и лидер страны должен понимать: начиная большую кровопролитную войну в центре Европы, он совершает политическое самоубийство.
— Какой миф и почему пытаются навязать миру те, кто правят Российской Федерацией?
— Хотя я и мой соавтор Дмитрий Громов пишем фантастику вот уже более тридцати лет, нашей фантазии не хватает для того, чтобы забраться в головы лидеров Российской Федерации и выяснить, какой именно миф они пытаются внедрить. С другой стороны, идея Великой России тоже давно сформирована как некий миф. Этот миф практиковался много лет, включая ту же фантастику. Вспомним вал книг про “попаданцев” (людей, попавших в прошлое – ред.), которые возвращаются в прошлое и дарят, условно говоря, Сталину или Ивану Грозному современное оружие, таким образом меняя ход времени и результаты эпохи. Попытки переиграть историю — классический реваншизм.
Эта идея реваншизма, восстановления «попранного величия» — если угодно, "утерянного величия" – витала в воздухе. Тем не менее этот миф создавался для населения, как и любой инструмент пропаганды. Думаю, что руководство России мифами не мыслит, оно оперирует геополитическими интересами. Это уже рядовым гражданам вручили миф о возрождении величия России. В нем нет смысла искать историческую правду — миф не требует исторической правды, мифостроительство руководствуется совершенно иными категориями. Если же вернуться от мифов к истории, то руководство России развязало против Украины империалистическую неоколониальную войну.
— 24 февраля. Начинается война и на территорию Украины падают первые бомбы, ваши ощущения и эмоции в момент начала осады Харькова?
— Взрывы.
— Взрывы?
— Да, взрывы. Российская армия нанесла удар по Харькову, рано утром я проснулся от взрывов. Понимание, что “вот, началось», пришло практически сразу. Нам с женой позвонила дочка и рассказала, что взрывы были недалеко от высотного дома, в котором находится ее квартира. В ужасе она практически сразу собралась, схватила в охапку ребенка, нашего внука, и приехала к нам, в центр города. Через несколько дней в тот дом, где она жила, был прилет очередной ракеты.
Для нас, как и всех украинцев, началась новая жизнь. Мы привыкли к взрывам, которые звучали постоянно. В какой-то момент, к счастью, непродолжительный, начались перебои с продуктами. Пока ситуация с едой не наладилась, приходилось стоять в очередях по часу, по два — просто для того, чтобы войти в магазин. Город постоянно бомбили и обстреливали. Так мы провели две недели, обустроили дочери и внуку лежанку в подвале дома, где было проще спастись от осколков и прилетов. От взрывов бомб и ракет во многих домах вылетели стекла. Мы научились оставлять окна чуть приоткрытыми, чтобы их распахнуло, но не выбило взрывной волной. Опыт выживания.
— Ваши читатели из России - они изменились после начала войны? Или по-прежнему общаются с вами и вашим соавтором Дмитрием Громовым?
— В первые месяцы после начала войны мессенджеры у меня просто разрывались от сообщений. Наши читатели разделились — нет, скорее поляризовались на три категории. Были люди, которые ужасались происходящему, осуждали войну, просили у меня прощения и совершенно не понимали, что им делать. Другие, наоборот, вдруг стали активными сторонниками войны и всячески убеждали меня и Дмитрия немедленно уехать из Украины в Россию, где вот-вот, по их словам, наступит экономическое благосостояние — сразу, как только Россия захватит Украину. Были и те, кто просто отключился от происходящего, выбросили войну из головы и рассуждали о еде, одежде, работе и котиках.
Со временем сторонники войны начали меня оскорблять, потому что я отказывался вступать с ними в дискуссии. Почему отказывался? У нас уже не было общих точек соприкосновения.
— В какой-то момент вы покинули город, но позже вернулись…
— Мы с женой вывезли в эвакуацию, в безопасное место, дочь, внука и тещу. Для этого мы уехали сами во Львов. Почему вернулись обратно? Разные причины: снимать жилье — удовольствие не из дешевых, потом теща вернулась в Харьков к мужу, а им требуется помощь… Короче, мы решили быть поближе к старикам. Живем то в Харькове, то в области, так, чтобы иметь возможность быстро приехать.
— Война изменила ваше творчество? Вы чувствуете ее влияние?
— Война повлияла на всех, следовательно, и на наше творчество. Пока еще непонятно, каким образом, момент осознания растянется во времени. Мы продолжаем писать, иначе мы не можем. Я написал несколько сборников стихов, вместе мы написали цикл рассказов и маленькую повесть. Да, мы пишем про войну, про день сегодняшний. Иначе не получается – в какой-то мере это фантастика, но символическая. Творчество нас спасает, это наша отдушина от войны, осмысление происходящего.
— Каким был первый опыт сотрудничества Олега и Дмитрия? У вас не возникло искушения его прекратить после первого же совместно написанного рассказа?
— Нет, мы решили продолжить. Мы написали первый совместный рассказ, этот день стал днем рождения Олди – 13 ноября 1990 года. Потом мы написали второй, третий рассказ. Появилось ощущение, что мы всегда так делали, и вот — продолжаем уже 32 года.
Мы с Дмитрием - люди разные по темпераментам, вкусам, привычкам. Это очень хорошо, благодаря этому у нас есть возможность смотреть на события и героев наших книг с разных точек зрения. Олег Ладыженский и Дмитрий Громов — это не банальная сумма двух людей, а какое-то третье качество, которое нам дорого и очень нравится.
— Что вас объединяет и как людей, и как писателей?
— Прежде всего мы просто дружим. А дружба — либо она есть, либо ее нет.
— Сколько времени у вас занимает сбор материала для рассказа и книги? Насколько это трудоемкий процесс?
— Рассказ иногда не требует времени для сбора материала. С книгой иначе. Если говорить о полноценной книге, самый короткий период у нас был полгода, самый длинный, для романа “Внук Персея” – около 15 лет. Материал для этого романа мы начали собирать в 1995 году, а написали его в 2011 году.
— Как выглядит работа над книгой?
— Как правило, кому-то одному из нас в голову приходит идея – это может быть незавершенный фрагмент или концепция мироздания, все, что угодно. Потом мы встречаемся, начинаем обсуждать, дискутировать, начинаем достраивать и додумывать. У нас вначале формируется не сюжет, а идея: для чего мы это пишем, о чем пишем, что хотим сказать. Как только мы это понимаем, мы начинам создавать декорации. Когда все элементы собраны и составляют единое целое, мы начинаем прорабатывать сюжет по событиям. Как правило, финал романа мы знаем с самого начала работы. Если не знаем, то не начинаем.
— Как к вашей работе создания миров относятся ваши близкие, дети? Ваши супруги не говорили вам “перестал бы лучше писать и нашел хорошо оплачиваемую работу”?
— Нам с Дмитрием очень повезло с супругами. Они “золотые” женщины, они нам так никогда не говорили. Надо учитывать, что нас шесть лет не печатали. Нас не печатали, а мы писали, писали и еще раз писали. Отнимали время у работы, у семьи. Муж-писатель, скажу я вам, совершенно сумасшедшее создание: бродит по квартире, нервничает, постоянно погруженный в глубокие думы, постоянно чем-то занят, что, казалось бы, нельзя ни увидеть, ни потрогать. Жены нас поддерживали всю жизнь, говорили: “делай”, “пробуй”, “получится”. Нам постоянно отказывали издатели, мы разослали полторы тысяч писем в разные издательства. Не электронных, а бумажных писем – интернета тогда не существовало.
— Вы с Дмитрием нашли способ, чтобы справиться со стрессом – боевыми искусствам, точнее – каратэ. Откуда страсть к каратэ и как оно влияет на ваше творчество?
— Будучи двенадцатилетним мальчиком, я был упитанным, благодаря усилиям бабушки даже чересчур упитанным ребенком. Однажды я сильно расстроился из-за этого, пошел и записался на дзюдо. Вся семья была в трансе. А я несколько лет прозанимался дзюдо, потом заинтересовался фехтованием, после фехтования на саблях стал заниматься каратэ и продолжаю это дело до сих пор. Дмитрий занимался фехтованием на шпагах, стрельбой из пистолета, потом, как и я, остановился на каратэ.
— Ваша страсть к каратэ и ряд книг предполагают, что вам нравится культура Японии, у вас есть любимое хокку?
— Знаю и сам писал. Самое любимое? Конечно же, мое (улыбается):
У быдла есть особенность — оно
Всегда не ты.
И это восхищает.
— Какой момент в истории вы цените больше всего?
— Тот, в котором живу. Мы живем здесь и сейчас, ценить можно только этот момент. Все остальные моменты – ими можно умозрительно восхищаться, но ценить стоит только мгновение, которое здесь и сейчас. Прошлое уже ушло, будущее еще не наступило.
— Давайте вернемся в 13 ноября 1990 года, когда вы написали свой первый рассказ, "Кино до гроба и...". Что Олди сегодняшние, если бы им довелось встретиться с теми из 1990 года, хотели бы сказать себе же, но только на 32 года моложе?
— Я бы сказал: "Не бойся! Делай то, что должно, и будь, что будет. Не бойся, не оглядывайся, действуй". Страх мешает, останавливает. Страх заставляет паниковать, замирать на месте.
— В 1990 году, как раз тогда, когда вы с Дмитрием написали свой первый рассказ, СССР рухнул как карточный домик, а его бывшие республики, в том числе Литва и Украина, получили независимость. Чем было для вас крушение СССР и как вы его воспринимаете сейчас?
— Сам момент развала я не заметил и не понял, что происходит. Во-первых, я был сильно помоложе, чем сейчас. Во-вторых, повседневные дела… Вот Союз вроде бы развалился, а мы практически сразу поехали в Ялту на семинар для молодых писателей-фантастов. На семинар люди съехались отовсюду: из Москвы, Харькова, Минска… Ощущение того, что Советский Союз не существует, пришло позже, где-то через год. Пришло стойкое понимание, что все старое отменилось, мир изменился, надо приспосабливаться к новому.
В начале и середине 90-х мы настолько активно пытались приспособиться к новым условиям, что не было ни времени, ни желания заниматься геополитическим анализом. Собственно, именно сейчас такое же ощущение – мир меняется, все механизмы управления старого миропорядка, которые сложились после Второй мировой войны, не действуют либо почти не действуют. Ускоряются процессы формирования новых военных, политических, экономических союзов между странами. Видно, как старые организации пытаются сохранить себе жизнь, как у них это не получается и они начинают угасать.
— В ваших книгах время от времени рушатся и создаются империи. Война, которую развязала Российская Федерация против Украины, – это, по вашему мнению, попытка воссоздать империю или попытка воплотить в жизнь миф о утраченном величии?
— Мифы — это область пропаганды, основа войны – экономика. России кровь из носу необходимо восстановить империю для того, чтобы выжить экономически в новом мире. Российская Федерация до сих пор живет за счет полезных ископаемых, которые выкачивает из недр. Страна – сырьевой придаток, страна, в которой не научились делать холодильники, стиральные машины, смартфоны, а умеют делать только оружие, и то не очень. Кремль, как я уже сказал, ведет против Украины империалистическую неоколониальную войну. Цели просты — захватить территорию или часть территории, поглотить полезный участок экономики, взять под контроль цепочки логистики, которые идут через Украину.
Мы заблуждаемся, когда ожидаем от пропаганды или мифа правды. Пропаганда правдой не занимается. Цель пропаганды — формирование общественного мнения. Она может убедить раба, что он самый великий в мире человек — просто потому, что он может по кому-то ударить ракетой, сбросить бомбу, убить, наконец. И раб будет радоваться этому величию, выпивая свою дешевую водку и выходя во двор в сортир.
— В вашем романе в трех частях “Ойкумена” существует государство "Великая Помпилия", которой требуются рабы, чтобы функционировать. Помпилия постоянно находится в поиске рабов – аналогия с Российской Федерацией нынешнего времени?
— Мы создали Помпилию по образу и подобию Древнего Рима в сочетании с гитлеровским Третьим Рейхом. Возможно, жизнь сейчас выстроила ряд аналогий и с современной Россией.
— С чем смотрят в будущее Олди и, в частности, Олег Ладыженский?
— С надеждой. До сих пор человечеству удавалось отойти от края пропасти.
— Тем не менее бездна хаоса и разрушения зовет.
— Безусловно. Тьма зовет, тьма рядится в красивые одежды – черное с серебром. Тьма обещает власть и могущество. Те, кто ей поддаются, перерождаются, что мы сейчас и наблюдаем.