Вернуться им разрешили только после смерти Сталина. Но некоторые не смогли этого сделать: умерли в ссылке, не смогли доехать физически, или обзавелись семьями и остались. А кто-то вернулся в Сибирь, потому что на родине их уже не приняли. Их потомки остались жить в Сибири и продолжали называть себя балтами.
После начала российского полномасштабного вторжения в Украину страны Балтии резко осудили Россию и попали в разряд „недружественных“. За связь с ними российские власти вводят всё новые наказания.
Потомки репрессированных, которые остались в России, оказались перед сложным моральным выбором: порвать связь с исторической родиной или наоборот — уехать из России. Каждый делает его сам. Кто-то перестаёт говорить о своём происхождении и поддерживает Путина. А кто-то наоборот, переезжает на историческую родину, хотя раньше не решался. Как они чувствуют себя после переезда?
Мы поговорили с людьми, которые были сосланы в Сибирь в детстве и вернулись на родину. С теми, кто не может вернуться и сейчас переживает трагедию разрыва связи с родиной и потерю собственной идентичности. „В России не говори, что ты литовка. А в Литве не говори, что ты русская“, — учила героиню одного из наших текстов её бабушка, пережившая депортацию. Она пыталась вернуться на родину, но там её не приняли и она осталась в Сибири. Её внучка сейчас пытается восстановить гражданство, но боится, что и её тоже не примут. А в Сибири многие балты перестали говорить о своём происхождении – на всякий случай.
Сможем ли мы когда-нибудь преодолеть эту травму и как это сделать? Говорить об этом нужно уже сейчас, и мы приглашаем читателей к такому разговору.
Часть первая. Оставшиеся
В Центральном Хазане Иркутской области жили четыреста литовских семей, всех их выслали в 1948-1949 годах из Литвы. Репрессированные работали на лесозаготовках. Десятки литовцев похоронены на местном кладбище. „У нас тут кого только не было, — говорит коренная жительница посёлка Любовь Расимовна, татарка по национальности. — Привозили поляков, привозили украинцев, даже пленные японцы были. Но больше всего было литовцев“.
„Для чего нам размещать сведения о недружественной стране“
После начала российского полномасштабного вторжения в Украину жительница Иркутской области Елена Смирнова попросила мужа не рассказывать чужим людям о её литовских корнях. Смирновы живут на острове Ольхон на Байкале — сюда приезжает много туристов, муж Елены возит их на экскурсии. Раньше он всегда упоминал, что дед его жены — из репрессированных литовцев. „Но когда началась СВО, я наложила конкретное табу, сказала: „Саша, не надо, зачем провоцировать“, — говорит Смирнова. Елена (имя и фамилия изменены) не хочет упоминать о своём происхождении из-за недружественных отношений между Литвой и Россией — в последние годы эти отношения становятся только хуже и хуже.
Смирнова называет себя „высокой, крепкой женщиной с неординарной внешностью“. „Нерусская девочка, скажем так. Незнакомые люди смотрят на меня и сразу что-то подозревают“, — говорит Елена. Смирнова тут же подчёркивает — ей не стыдно, что у неё есть литовская кровь, но она уже не хочет рассказывать об этом „от греха подальше“. „Раньше люди говорили [о моём литовском происхождении] — круто, а сейчас — пипец“, — вздыхает она.
42-летняя Смирнова, как и её муж, работает с туристами. Она сдаёт домик на окраине Хужира — главного посёлка Ольхона. Сейчас в гостиничной сфере занято почти всё население острова. Но туризм начал развиваться на Ольхоне только в 1990-е годы. До этого остров был известен рыбзаводом и исправительной колонией, куда осуждённых отправляли за мелкие кражи или опоздание на работу на десять минут. Литовские ссыльные в лагере не сидели, они могли жить как „вольные“ — но права покидать Ольхон не имели.
Сейчас о литовском прошлом Ольхона напоминают лишь католические деревянные кресты на местном кладбище и несколько зданий, построенных ссыльными в Хужире. В 1990-х в местном краеведческом музее открылась экспозиция, посвящённая репрессированным литовцам. В мае 2022 года выставку демонтировали. Директор музея Юлия Мушинская объясняет причину просто — „Литва считает нас [Россию] врагами“.
„А для чего тогда нам размещать сведения о недружественной стране“, — то ли спрашивает, то ли констатирует Мушинская.
„Были невинно осуждённые, такие разнесчастные“
Краеведческий музей — это деревянное здание бывшей поселковой школы в центре Хужира. Здесь три экспозиционных зала, в коллекции — наконечники древних стрел, чучела животных, деньги царских времён, шаманские атрибуты. Экспозиция о литовских репрессированных, по словам Юлии Мушинской, была „крошечной“ и занимала „уголок“. После демонтажа музейщики убрали материалы выставки в фондохранилище. То есть, в шкаф.
Сначала Юлия отказывается рассказывать о литовских ссыльных. Она говорит, что раньше давала много интервью и что сейчас её „потряхивает от этой темы“. В конце концов Мушинская соглашается показать „демонтированные“ экспонаты и достаёт из шкафа картонную коробку.
Внутри — фотографии ссыльных, их письма, книги. В прозрачном файле (здесь его называют мультифорой) — литовский флаг, чётки и металлическая фигурка распятого Иисуса, она помещается в ладонь. Иисуса музейщикам принёс местный житель, он нашёл фигурку на кладбище, где хоронили литовцев. В экспозиции также были части упавших деревянных крестов, их ставили на могилах ссыльных.
Литовская выставка, объясняет Мушинская ЛБ, всегда вызывала споры среди посетителей. Сначала, по словам Юлии, на экспозиции происходили „инциденты“ между туристами из Литвы: „Посетители „забывали об экскурсоводе и со страшной силой начинали спорить“. „Одна половина группы говорила, что „лесных братьев“ правильно ссылали — те были жестокие, брали младенцев за ножки и разбивали им головы о деревья, — вспоминает директор музея. — Вторая половина — что спецпереселенцы были невинно осуждённые, такие разнесчастные, а советская власть — жестокая“.
После пандемии, рассказывает Мушинская, „политическая обстановка начала накаляться ещё больше, и уголок принялись критиковать и одиночные посетители“. „Нам говорили — чего это у вас литовская выставка, — вспоминает Юлия. — И с началом СВО мы вообще решили её убрать. У нас очень мало места. А в любом музее экспозиции периодически меняются“.
На месте литовского уголка с мая 2022 года появилась выставка, посвящённая поэтам Анатолию Ольхону (настоящая фамилия — Пестюхин) и его сыну Рюрику. Анатолия в 1930 году арестовали в Москве за антисоветскую пропаганду и сослали в Иркутск. После этого он начал писать стихи о „революционном пробуждении Сибири“.
„Перепутала лекарство медсестра-литовка“
Жительница Ольхона с литовскими корнями Елена Смирнова не знала о закрытии выставки до разговора с ЛБ. Но она не имеет претензий к Мушинской. „Ну, ничего с этим не поделаешь, волей-неволей приходится приспосабливаться, больше никак“, — размышляет Смирнова о жизни в современной России.
В 1948 году в Иркутскую область сослали дедушку Елены. Его младшего брата обвинили в связях с „лесными братьями“. Дед работал на рыбозаводе, женился на русской девушке, у пары появилось два сына. Когда литовцам разрешили покинуть остров, с Ольхона уехали все ссыльные, кроме него.
„Деда тоже тянуло на родину, но он был мягкий, а бабушка — сурового нрава. Она и слышать не хотела, чтобы поехать в Литву, — рассказывает Елена. — Только после смерти бабушки дед осмелел и рванул“. Как пострадавший от репрессий он получил квартиру от государства в Каунасе.До войны с Украиной Смирнова сама думала о переезде в Литву — хотела, чтобы трое её детей поступили в европейские вузы и чтобы у них „было светлое будущее“. У Елены нет литовского гражданства, но несколько лет назад она начала собирать нужные документы. А потом, говорит Смирнова, — испугалась. После 24 февраля 2022 года в чате российских потомков литовцев, где состояла Елена, начали писать негативные высказывания о властях РФ. Смирнова посчитала, что „Россия в любом случае всегда будет моей первой родиной“, и вышла из чата.
О поездке в Литву Елена всё равно мечтает — „когда будет возможность“. В прошлом году она с семьёй ездила в Калининград. „Через Балтику — Литва, она рядом, и у меня прям такая тоска по ней возникла, сердце заныло“, — говорит Смирнова.
От „Людей Байкала“ узнала о закрытии выставки и общественница из Вильнюса Гитана Буйвидайте, которая посещала Ольхон в 2017 году. Буйвидайте вспоминает, что когда она была в музее, там работали „замечательные девчонки, которые с любовью говорили о литовцах и рассказывали, какой хороший след они оставили на Ольхоне“. „Ссыльные научили местных разбивать палисадники с цветами, выращивать овощи, разделывать свиней, чтобы ничего не выкидывать“, — вспоминает Гитана рассказы музейщиков.
В 2024 году директор музея Юлия Мушинская не хочет рассказывать нашим журналистам о „литовском“ следе. Она подчёркивает, что у ссыльных „не было никаких препятствий“ на Ольхоне. „Работали, грамоты им давали, премии, женились по своим обычаям, праздники отмечали, — перечисляет Мушинская. — У них было единственное ограничение — нельзя покидать остров и раз в месяц нужно отмечаться в спецкомендатуре“.
Юлия закрывает коробку, в которой сейчас лежат материалы бывшей литовской экспозиции. Завязывает на коробке тесёмки и убирает её в шкаф. Говорит, что литовских репрессированных на Ольхоне „не мучали, не пытали и не истязали“.
На местном кладбище было похоронено около десяти репрессированных — все они, по словам Юлии, умерли своей смертью. „Одна скончалась при родах, дедушка умер в силу возраста, десятиклассница вернулась с экзамена, легла спать и не проснулась — кровоизлияние, — рассказывает директор музея. — А ещё один литовец простудился, в больнице перепутали лекарства и не тот укол ему поставили. Он умер“.
Мушинская подчёркивает, что перепутала лекарство „медсестра-литовка“.
„Плакать по телефону с друзьями из Литвы — этого недостаточно“
В марте 2022 года правительство РФ включило Литву в список недружественных России стран (всего в перечне — 48 государств). Это стало апофеозом „холодной“ дипломатии двух стран.
„Отношения между Литвой и Россией никогда не были простыми, — говорит ЛБ историк Литовского центра исследования геноцида и оккупации Кристина Буринскайте. — Это длинная и тяжёлая история — сначала нас оккупировала царская Россия, а потом — СССР. Было некоторое потепление при Ельцине, когда Литва стала независимой. Но сейчас всё опять ухудшается — особенно после войны [с Украиной]“.
В июле 2022 года МИД РФ заявил, что отношения между Литвой и Россией дошли „практически до нулевой отметки в результате антироссийской линии официального Вильнюса“. Российские дипломаты перечислили, что конкретно их не устраивает — во-первых, Литва обвиняет Россию в военных преступлениях, во-вторых, преследует ветеранов советских/российских вооружённых сил, в-третьих, лоббирует усиление присутствия НАТО в балтийских странах, в-четвёртых, добивается максимально жёстких санкций к РФ.
В разговоре с ЛБ историк Кристина Буринскайте долго подыскивает слово, которое бы показало, как власти и интеллигенция Литвы сейчас относятся к России. Наконец находит — это „недоверие“.
„Раньше в Литве разделяли российские власти и российское общество, — размышляет Кристина. — Было понятно, что с людьми можно дружить. Теперь не доверяют ни властям, ни обществу“.
По мнению Буринскайте, недоверие к жителям РФ связано с тем, что „россияне не сопротивляются войне“ и что „путинская власть может манипулировать даже российскими диссидентами“. Кристина отмечает, что на литовцев при этом „давит опыт прошлого“. „В Литве нет сомнений, что мы испытали оккупацию при СССР. Были репрессированы тысячи людей. Часть русских приехали в Литву на их место, и это литовцами сейчас воспринимается как колонизация. Всё это невозможно забыть“.
При этом Кристина отмечает, что часть старого поколения в Литве поддерживает Россию и что „если бы в Вильнюсе прошёл бы концерт Киркорова, на него пришли бы не только русские“.
Отношения между Литвой и Россией ухудшились не только на уровне стран. Уже 28 февраля 2022 года власти Вильнюса заявили, что разрывают побратимские связи с несколькими российскими городами, в том числе, с Иркутском. Мэр Вильнюса Регимиюс Шимашюс записал видео на Russa gatve (улице Русской) в Вильнюсе, где призвал россиян „остановить вашего Путина“.
„Разговоров на кухне недостаточно, плакать по телефону с друзьями из Литвы — этого недостаточно, — сказал Шимашюс. — Вы должны сделать что-то лично“.
„Мы живём в этой стране и должны как бы соблюдать её законы“
Спустя 2,5 года после заявления Шимашюса председатель литовского центра „Швитурис“ в Иркутске Видутис Юцикис рассказывает ЛБ, что делают местные литовцы во время войны. „Мы собираем гуманитарную помощь. Наши пенсионеры участвуют в пошивке обмундирования [для российских военных], плетут маскировочные сети, — перечисляет Юцикис. — Никогда не отказываем, если [власти] нас просят помочь“.
Видутис говорит ЛБ, что в литовской общине „вообще ни разу не поднимался вопрос — правильна ли СВО или нет“.
„Мы живём в этой стране и должны как бы соблюдать её законы. Мы не можем критиковать там кого-то, — рассуждает Юцикис. — Я понимаю, что не всем нравится правительство России. Но сколько бы мы ни кричали, сколько бы мы ни говорили, никто нас не услышит, правильно? Исходя из этого, мы стараемся проводить только те мероприятия, которые не идут вразрез с политикой РФ. И ещё надо понимать, что литовцев у нас тут очень мало“.
В „Швитурисе“ (в переводе с литовского — „маяк“) около двадцати активных членов. Всего же в Иркутской области, по данным Всероссийской переписи 2020 года, живёт меньше 350 литовцев. Это 0,02% от населения всего региона. Даже китайцев в регионе больше — пятьсот человек.
62-летний Видутис Юцикис — крепкий высокий мужчина с ёжиком седых волос. Семья его деда была сослана из Литвы в Томск — донос написал сосед. „Первую зиму они не умерли, как многие, потому что у бабушки была швейная машинка, — рассказывает Юцикис. — Она шила, местные рассчитывались с ней натурпродуктом — кто-то картошки, кто-то зерна маленько, кто-то молока“.
Через десять лет семья вернулась на родину. Юцикис родился и вырос в Литве, в Иркутске отслужил срочную, а потом решил остаться — „потому что девушки тут голову вскружили“. Видутис занимался бизнесом, сейчас он на пенсии и подрабатывает охранником. У него есть литовское гражданство, но в Литву переезжать он не собирается — „у меня жена русская, я не знаю, как её там примут“.
— А как вы себя определяете — вы россиянин или вы литовец?
— У меня маленько другой взгляд. Мои друзья — русские, татары, мордва, буряты. Ну, и я со всеми нахожу общий язык, ни с кем не спорю, не скандалю. Никто никого не делит, понимаете, по национальному признаку.
До войны Видутис Юцикис курировал в „Швитурисе“ направление по благоустройству литовских кладбищ в Иркутской области — по его подсчётам, в регионе не менее тридцати таких захоронений. Активисты меняли старые деревянные кресты на новые, вешали мемориальные таблички, приводили в порядок надгробия. В 1990-е годы родственники многих репрессированных вывезли их останки в Литву.
„Если мы будем детям подавать пример, как обращаться с памятью, это будет отлаживаться в ихней голове, чтобы они понимали, что не всё так просто и не всё так гладко в жизни“, — объяснял Юцикис.
Это направление финансировали литовские власти. С 2022 года деньги выделять перестали. Но Видутис не жалуется. Он говорит, что община „скромненько и без помпезностей“ продолжает следить за кладбищами — „если надо, где-то подкрасили, где-то мусор убрали, ну, не более“.
„Боятся, что замордуют ура-патриоты“
„Швитурис“ арендует у мэрии Иркутска двухкомнатное помещение в спальном районе. Община платит льготную ставку за 65 „квадратов“ — около 27 тысяч рублей в год. Члены „Швитуриса“ каждый месяц перечисляют Юцикису, „кто сколько может“ — за аренду и коммунальные услуги.
Получить помещение для „Швитуриса“ по льготной цене помогла почётный консул Литвы в Иркутской области Татьяна Мунина. Она рассказывала, что „представители других национальных общин завидуют, что у литовцев есть помещение с большим залом“.
Мунина стала почётным консулом в 2006 году. По словам Татьяны, она вступила в эту должность „в память о сосланном отце“ — его депортировали из Литвы на Алтай. Мунина оказывала консульские услуги литовцам в Иркутске, принимала делегации из Литвы, искала спонсоров на мероприятия. Общественную деятельность Татьяна совмещала с бизнесом — она была собственницей крупной аптечной сети „Авиценна“. В честь тысячелетия Литвы её наградили Почётным знаком Министерства иностранных дел Литвы „Звезда тысячелетия“.
В разговоре с ЛБ Мунина заявляет, что после 17,5 лет она „сложила с себя полномочия консула“, потому что не хочет „заниматься политикой“. „Сейчас я не чувствую себя литовкой, а чувствую себя россиянкой“, — подчёркивает Татьяна.
„И я точно знаю, что никто из [иркутских] литовцев не уехал в Литву после начала СВО“, — отмечает экс-консул.
На самом деле, это не так. „Люди Байкала“ нашли несколько семей, которые либо переехали, либо собираются переехать из Иркутска в Литву (подробнее о них мы рассказываем в этом материале).
„Я боюсь, что в России после окончания „спецоперации“ начнётся кровавая баня, — объясняет свою будущую эмиграцию иркутянин Игорь (имя изменено по просьбе героя). — Сколько дураков вернётся с синдромом СВО. И страшно не за себя, страшно за свою дочку, ей сейчас 14“.
Игорь считает, что оставшиеся в Иркутской области литовцы „не хотят проблем“. „Они хотят копаться на даче и воспитывать внуков. Поэтому не говорят о том, что они литовцы. Не говорят о том, что думают. Боятся, что их замордуют ура-патриоты“, — рассуждает иркутянин.
„Очень советская модель дружбы народов“
Бывший председатель „Швитуриса“ Юлия Кудиркайте ушла со своего поста в 2022 году. Юлия связывает свой уход не с политическими причинами, а с тем, что „перегорела“ — общественными делами она занималась столько же, сколько своей основной работой. Юлия — детский врач-гинеколог.
При Кудиркайте община была одна из самых активных в Иркутской области. В регион часто приезжали посол Литвы, делегации из Вильнюса, „Швитурис“ всегда участвовал в совместных мероприятиях. Из Иркутска в Литву каждый год отправляли активистов и молодёжь — для изучения языка и знакомства с литовской культурой.
Кудиркайте подтверждает, что после начала СВО члены „Швитуриса“ стали вести менее бурную деятельность: „Мы посидели и решили, что пока не стоит будоражить общественность и подливать масло в огонь, учитывая вот эту напряжённую обстановку“. Сейчас община, говорит Юлия, сосредоточилась на изучении народных традиций: „Мы готовы нести литовскую культуру в массы и участвовать в мероприятиях“.
Российско-французский историк, исследовательница репрессий в Сибири Эмилия Кустова называет работу национальных центров в современной России „очень советской моделью дружбы народов“. Она приводит в пример литовские ансамбли народных песен, которые выступали с концертами в Иркутской области уже с середины 1950-х годов.
„Для национального в СССР выделялось такое очень узкое, маленькое пространство, где оно могло выражаться, — размышляет Кустова. — Когда оно занимало это пространство и не выходило за его рамки, то даже поощрялось и поддерживалось государством. А рамки были очерчены очень узко. В первую очередь, это культура, понимаемое как нечто безобидное, стоящее вне политики“.
Похожими „культурными“ словами описывает свою деятельность, например, и президент польской автономии „Огниво“ в Иркутской области Елена Шацких. Польша также включена в список недружественных РФ стран. Елена сразу заявляет ЛБ, что „Огниво“ „не занимается политикой“: „Проводим культурные мероприятия, литературные и национально-обрядовые встречи. К сожалению, уже более двух лет не имеем финансовой поддержки, поэтому не имеем возможности проводить их более масштабно, но надеемся, что это временные трудности. Сильно не страдаем, обходимся энтузиазмом наших людей“.
Шацких спрашивает журналистов ЛБ, не причислят ли польскую автономию за эти ответы к „интерагентам“ (она имеет в виду иноагентов — ЛБ). „Не хотелось бы обострять отношения, — объясняет она. — Люди, к сожалению, разные и могут натянуть ненужные рамки даже на пустом месте!“
„Мы все главные, мы все вместе и мы все под защитой Путина“
В декабре 2023 года Елена Шацких, Видутис Юцикис и другие представители национальных общин Иркутска поставили свою подпись за выдвижение Владимира Путина на пятый президентский срок. Все пришли на выездной пункт голосования в ярких костюмах. Казаки были в папахах, замглавы Центра корейской культуры Мун Сам Сун — в шёлковом кимоно, Шацких надела венок, Юцикис — традиционную литовскую жилетку. Ещё один член „Швитуриса“ Людмила Стрижнева появилась в длинной юбке, белой рубахе, зелёной безрукавке и янтарных бусах.
Елена Шацких сказала журналистам, что „россияне не должны идти на поводу у внешних сил и допустить раскол в стране по межнациональному признаку“. Мун Сам Сун назвала Путина „сильным лидером“. Людмила Стрижнева призвала людей всех национальностей и вероисповеданий вокруг Путина „сплотиться“. „Мы едины, мы вместе. И наша страна всегда победит, потому что у нас такой сильный руководитель“, — заявила Стрижнева.
— Я в открытую говорю, что очень люблю нашего президента, уважаю его и горжусь им, — рассказывает 77-летняя Стрижнева журналисту ЛБ спустя полгода. — Политика нашего президента — в том, что Россия многонациональна, и он каждым народом гордится. Нет такого, что русская община — главная, а литовская — нет. Нет-нет-нет, мы все главные, мы все вместе и мы все под его защитой.
— А вас не смущает, что он столько лет у власти?
— Ну, подождите. Вот началась СВО, и поменяли бы его на кого? Я даже не представляю — а кто, если не Путин. Иркутские литовцы — нормальные люди. Мы все — за нашего президента.
— Людмила Николаевна, а ваши предки были репрессированы?
— Нет-нет-нет.
Стрижнева родилась в Литве, но в 19 лет вышла замуж за военного и уехала — сначала в Тынду, а потом в Иркутскую область. Её отец русский, а у матери в роду есть литовцы, поляки и евреи.
До войны Стрижнева часто рассказывала, что у неё — литовские корни. В 2018 году она ездила в Литву, ходила там в национальном костюме и „гордилась, потому что водители на улицах мне всё время сигналили“. Сейчас Людмила повторяет: „Мы по национальности литовцы, но являемся гражданами России“.
С осени 2022 года Людмила шьёт подсумки и пятиточечники для российских военных. Организовали работу волонтёров представительницы татаро-башкирского культурного центра. В него вошли шесть женщин из национальных общин Иркутска. Они называют свою команду „70+„ — младше 70 лет тут никого нет. Журналисты рассказывают, что швеи во время работы поют песни „Катюша“ и „Широка страна моя родная“.
Об истории репрессированных литовцев Людмила Стрижнева разговаривать не хочет.
„Дальше будет только хуже“
„Рефлексия о репрессивном прошлом в России в целом была недостаточной. А национальные депортации — это то, что в наименьшей степени было включено в общероссийский нарратив памяти (если он вообще существует)“, — говорит ЛБ историк Эмилия Кустова.
Французские исследователи Эмилия Кустова и Ален Блюм работали в Иркутской области с конца 2000-х по середину 2010-х годов. Вместе с иркутским историком Ларисой Салаховой они ездили по сёлам и городам и записывали рассказы ссыльных (в основном, литовцев и украинцев) и их детей. На основе этих рассказов позже был сделан онлайн-проект „Европейская память о ГУЛАГе“.
Кустова говорит, что во время её приездов в Иркутскую область тема сталинских репрессий была ещё актуальна, хотя и были „звоночки“. В начале 2010-х годов Эмилия, по её словам, обратилась в один из иркутских архивов, чтобы получить доступ к документам о переселенцах. Но бумаги историкам не выдали.
„Я сказала архивистке — хорошо, сейчас документы не рассекретили, это долгий процесс, а если через год мы приедем, может быть, уже рассекретят? И она произнесла леденящую грудь фразу — дальше будет только хуже“, — вспоминает Кустова.
Эмилию больше всего поразило, что архивистка была женщиной не пожилой, а средних лет. „Мне казалось, что её комментарий — это что-то из далёкого прошлого, — описывает свои ощущения историк. — А она была, наоборот, в авангарде и фразу произнесла пророческую“.
Кустова вспоминает, что директора школ и библиотек в Иркутской области, которые помогали с контактами ссыльных литовцев и украинцев, радушно принимали учёных и не пытались отговорить их от поисков. „Но я думаю, что их мнение было такое — репрессии коснулись всех, изучать их можно, но это не главное“, — размышляет историк.
Иркутская область, отмечает Эмилия, всегда была местом, куда ссылали недовольных властью — российской или советской. Поляков начали депортировать в регион ещё в царское время. В 1930-е годы сюда ссылали кулаков, в 1940-е — немцев и украинцев.
„У многих людей в Сибири было ощущение „мы все здесь такие“, — рассуждает Кустова. — Я думаю, что это могло служить и своего рода оправданием репрессий. Репрессий было слишком много, поэтому происходила их банализация. Они воспринимались просто как некое стихийное бедствие подобно войне. И связь с современностью никто, конечно, не выстраивал“.
„Стали бороться с мёртвыми“
91-летний житель села Центральный Хазан Владимир Алёткин, где снесли литовский мемориал, говорит, что ссыльные жили с местным населением дружно. Жена Владимира Клавдия называет литовцев „добросовестными работягами, среди которых пьяниц не было — в отличие от русских“. Пенсионерка подчёркивает, что она жалела репрессированных.
„Представьте себе — согнали от родного дома в чужбину, — объясняет ЛБ Алёткина. — Им надо было приспосабливаться, а их каждый по-разному воспринимал. Мы же русские такие — своих любим, а к чужим с опаской относимся“.
Мемориал в память об умерших в ссылке установило в 2019 году Иркутское областное отделение Российской ассоциации жертв политических репрессий, его возглавляет иркутянка Нина Вечер. Деньги выделило министерство культуры Литвы, с литовской стороны проектом занималась общественная организация из Вильнюса Международная ассоциация солидарности и демократии „Мы“. Кроме мемориала, общественники поставили новые деревянные кресты на литовских могилах. О работе активистов написали на официальном сайте администрации Центрального Хазана — статья висит там до сих пор.
В том же году на организацию Нины Вечер подали в суд. Областной департамент лесного хозяйства во время внеплановой проверки установил, что мемориал (впрочем, как и всё кладбище) находится на землях лесного фонда — а это, по мнению чиновников, незаконно. В 2022 году Зиминский районный суд вынес решение о сносе мемориала. Демонтировали его судебные приставы. Могилы на кладбище (и литовцев, и русских) при этом трогать не стали.
Правозащитница Оксана Труфанова из Москвы отстаивала интересы организации Нины Вечер в суде. Она заявляет ЛБ, что мемориал снесли, потому что „какой-то местный чиновник решил выслужиться в связи с политической ситуацией и стал бороться с мёртвыми ссыльными литовцами“.
Житель Хазана Владимир Алёткин считает, что демонтаж произошёл, потому что „в Литве наши советские могилы бульдозером убирали“ (скорее всего, Владимир имеет в виду демонтаж памятников советским воинам на Антакальнисском кладбище в Вильнюсе — ЛБ). „Там над ними надругались. И здесь решили тоже кладбище ликвидировать, — говорит Алёткин. — Ну, такая обстановка, что поделаешь“.
Нина Вечер, чью организацию (в том числе, из-за мемориала) оштрафовали на пятьсот с лишним тысяч рублей (это около пяти тысяч евро), сначала общается с ЛБ с неохотой. Она просит не упоминать её фамилию и говорит, что „затаилась“. Позже Нина соглашается на интервью: „У меня много горечи в сердце, хочется её высказать“.
„Предприимчивая бабуля, которая живёт за счёт спекуляций“
Ещё несколько лет назад иркутские СМИ называли Нину Вечер общественницей, которая „собирает по крупицам память о расстрелянных иркутянах“. Вечер сотрудничала с директором музея на Ольхоне Юлией Мушинской, они выпускали совместные статьи о ссыльных литовцах. С общиной „Швитурис“ Нина тоже работала — организации установили в посёлке Пивовариха под Иркутском крест в память о расстрелянных литовцах (в 2023 году городские власти снесли этот крест — по официальной версии, на время благоустройства территории).
Сейчас председатель „Швитуриса“ Видутис Юцикис в беседе с ЛБ называет 79-летнюю Нину Вечер „одной женщиной-нелитовкой, которая хотела приложить свою руку на чужие финансы“. В СМИ о Нине Вечер пишут как о „предприимчивой бабуле, которая всю свою сознательную жизнь живёт за счёт спекуляций на трагичной для России темы — памяти репрессированных“.
„Я всего десять лет занимаюсь репрессиями — до этого я не погружалась в тему, хотя всё это было очень рядом“, — говорит ЛБ сама активистка.
У Нины Вечер нет литовских корней, её предки — казаки из Тункинской долины в Бурятии. В 1930-е годы пропал брат её бабушки, которого „заподозрили в нехорошей деятельности“. А первый муж Вечер был сыном „врага народа“ — свёкра расстреляли в 1938 году в Иркутске.
В 2014 году Нина случайно попала на День памяти жертв политических репрессий на мемориальный комплекс „Пивовариха“ — здесь под Иркутском в 1930-е годы было расстреляно не менее 15 тысяч человек. Вечер хотела узнать, тут ли похоронен её свёкор. „Был митинг, а после него все разошлись по лесу, там везде рвы [места массовых захоронений — ЛБ]. Одна женщина подошла ко мне с блюдечком с фруктами и блинами, говорит — помяните моего папу. Там один ров вскрыли, и она увидела сапоги своего отца. И сама горько плачет. Я до того расстроилась, ужас один“, — вспоминает собеседница ЛБ.
После посещения Пивоварихи, говорит Вечер, она решила „окунуться в глубину этих событий, захотела выяснить, что за захоронения, почему их столько много“. В 2015 году Нина познакомилась с Арвидасом Куликаускасом — сыном одного из руководителей „лесных братьев“. Арвидас тоже изучал тему репрессий, в первую очередь, литовских. В том же году они поженились — ей было 70 лет, а ему 74 года.
Куликаускас отказывается от разговора с ЛБ. „Боится за последствия“, — вздыхает Вечер.
Нина рассказывает, что районным чиновникам запретили с ней общаться. „Моя знакомая работает в управлении культуры. На последнем заседании там объявили, что с Вечер нельзя иметь никаких отношений и связей и что она — иноагентка“, — говорит общественница.
Организация Нины Вечер сейчас находится в стадии ликвидации. „А зачем работать? — спрашивает Нина. — Кому это нужно? Кому нужна память об этих людях? Обстоятельства по теперешним событиям говорят, что живые не нужны, не то что мёртвые“.