Насколько успешны стратегии Александра Лукашенко и его оппонентов с точки зрения достижения их целей, почему Россия до сих пор поддерживает белорусский режим и почему помощь белорусским демократическим силам сейчас является инвестицией на будущее, - об этом в студии программы "Delfi.Главное" беседа с Вадимом Можейко, аналитиком BISS (Belarusian Institute for Strategic Studies / Белорусский институт стратегических исследований, Литва).
Delfi: В Нюрнберге 11 октября прошла международная правовая конференция, которую инициировал руководитель Народного антикризисного управления Павел Латушко. С приветствием к участникам конференции по видеосвязи обратилась Светлана Тихановская, которую представили как национального лидера. Также участвовали политики, адвокаты, эксперты из разных стран. На конференции решили усилить работу по трем направлениям. В частности, добиться непризнания режима Александра Лукашенко на международном уровне. США, Евросоюз и ряд других стран и так уже считают его нелегитимным. В чём разница между статусом нелегитимного руководителя страны и официальным непризнанием со стороны международного сообщества?
Вадим Можейко: Очевидно, что после выборов 2020 года Лукашенко утратил легитимность не только внутреннюю, но и международную легитимность – больше, чем когда-либо раньше. Не то чтобы раньше выборы были демократичнее, но сейчас наиболее отчётливо всем стало ясно. Мы видим ситуации, когда не просто его не приглашают, с ним не разговаривают, но и когда послы стараются не вручать Лукашенко оригиналы верительных грамот. Это тоже символически важно.
Тем не менее, мы видим, конечно, разные противоречивые ситуации, когда, с одной стороны, вроде бы не признан Лукашенко, но при этом как-то признаются назначенные министры - иностранных дел, экономики. С ними ведут разговор.
Также вот эта ситуация недавняя, когда МВФ распределял специальные права заимствования – помощь для преодоления последствий пандемии коронавирусной инфекции. Беларусь получила помощь. Хотя были случаи, например, с Венесуэлой, Афганистаном, когда не признавали власти этих стран, и деньги не выделяли, исходя из того, что нет адресата. А в случае с Беларусью оказалось по-другому. Права заимствования - отдельная тема, Беларусь это использовать никак не может, кроме как формально расписать, что средства у нас есть.
Но факты тоже какая-то часть признания. Беларусь (и назначенные Лукашенко чиновники) сохраняет членство в спортивных организациях. Хотя это тоже уже частично ограничивается, но не везде.
Сейчас отдельный разговор ведет ByPol (инициатива, организованная бывшими сотрудниками белорусских силовых структур) о том, чтобы Беларусь не была членом Интерпола и чтобы нынешние власти не могли использовать эту организацию для преследования инакомыслящих.
То есть по этому направлению есть ещё много над чем работать, потому что первый шаг – это, безусловно, действия символические. А дальше надо работать по конкретней повестке и отслеживать все инструменты, с помощью которых режим Лукашенко пытается добиться демонстрации какой-то легитимности и иногда привлечь ресурсы.
- Напомню нашей аудитории, что ByPol организовали бывшие белорусские силовики, в том числе и сотрудники следственных органов. И это, видимо, первый такой случай…
- Всё верно. Это уникальный пример, когда силовики не просто уходят со службы, но и активно объединяются для того, чтобы лоббировать интересы демократической части общества и для того чтобы на профессиональном языке демонстрировать все проблемы, нестыковки, которые есть в официальных расследованиях. Потому что одно дело, когда об этом говорят правозащитники, представители общественного сектора. И другое дело, когда это говорят бывшие следователи. Это, может быть, не самый лёгкий язык для массовой аудитории, но коллегам, - насколько я знаю, по отзывам, - он достаточно понятен и выглядят для них убедительно.
- Если демократическим силам удастся добиться статуса непризнания режима Лукашенко, решится ли вопрос с исключением Беларуси из разных организаций и отказом в выделении финансовой помощи?
- Само по себе непризнание режима Лукашенко не решает всех белорусских проблем - и политических, и экономических, проблем с политзаключенными, с правами человека. Но я аналитик, а не политик, и я могу анализировать ту стратегию, которую политики предлагают. И эта стратегия социального давления на режим, во многом исходящая из того, что можно сегодня сделать.
При нынешнем уровне репрессий нет возможности демонстрировать такой же уровень протестов на улицах Минска, как это было ранее. Значит необходимо делать всё остальное, для чего есть возможности. Можно работать с международными структурами - это безопасно, и это может быть эффективно. И мы видим, когда символические жесты, особенно связанные со спортом, насколько они при этом бьют по самолюбию Лукашенко и насколько это ему неприятно. Конечно, это кого-то просто морально радует, но это не самоцель, это усиление стоимости, с одной стороны, для Лукашенко поддержания статус-кво и его требования - как двигаться, менять ситуацию, двигаться в сторону транзита. Пусть в его глазах управляемое, но любое движение - это уже важно.
И, с другой стороны, это проще для России. Повышение стоимости Беларуси, демонстрация того, насколько этот актив токсичный, насколько Беларусь не помогает России демонстрировать, что у нее есть ещё союзники на мировой арене, а, наоборот, насколько саму Россию все это делегитимирует и показывает, что она общается с изгоями и поддерживает изгоев. Такая комплексная стратегия давления - это во многом то, что сейчас могут делать демократические силы.
- А насколько эффективна стратегия Лукашенко заполонить Европу мигрантами с точки зрения достижения его целей?
- Если говорить глобально, то, конечно, это неэффективно, потому что у стратегии были вполне ясные цели. Во-первых, это провоцировать политический кризис и политический раскол в Литве и Польше, чтобы внутренняя политическая дискуссия приводила к критике польских и литовских властей и, по сути, заставляла вас идти на диалог с Лукашенко, на сотрудничество с ним, на обмен - снятие санкций за прекращение стимулирования потока мигрантов.
Мы видим, что раскола не произошло. Да, и в польском, и в литовском обществе ведутся дискуссии, и проблема мигрантов, безусловно, неоднозначная. И тут нет каких-то лёгких решений. Но нет идеи, что надо завтра идти на уступки Лукашенко. Он этого не добился.
И, конечно, второй важной целью было внести такой раскол между Вильнюсом, Варшавой и Брюсселем. Потому что очевидно были противоречия в 2015 году. Тогда был общеевропейский миграционный кризис, и Восточная Европа относительно сдержанно реагировала и не очень спешила оказывать поддержку Центральной и Южной Европе по приему мигрантов. И белорусские власти явно рассчитывали на то, что сейчас это припомнят.
Однако этого совершенно не произошло. И Литва, и Польша получили поддержку. Всегда идет разговор о том, насколько велика поддержка, но важен сам факт, что в Литву приезжали офицеры FRONTEX, и техническая поддержка оказывается.
То есть Лукашенко не удалось добиться своих целей. Да, удалось насолить Польше и Литве, миграция стала проблемой, но стратегически всё заканчивается тем, что придётся этих мигрантов со временем выслать обратно домой. К несчастью для них, потому что они окажутся пешкой в большой игре, и очевидно, что человеческие судьбы - это просто такая игрушка для диктора.
Именно поэтому важно бороться с авторитарными режимами. В том числе, потому что, как показал сейчас этот искусственный миграционный кризис, авторитарный режим - это проблема далеко не только внутри страны это проблема для всех стран-соседей, это угроза региональной безопасности. И в этом смысле этой миграционной аферой Лукашенко разрушил создаваемый имидж Беларуси (после украинского кризиса) как хаба региональной стабильности, донора безопасности. Всё это была разрушено, и Лукашенко, наоборот, очевидно становится для соседей источником угроз.
- А не кажется ли вам, что, помимо межстранового раскола, Лукашенко этой стратегией еще пытался внести раскол внутри обществ разных европейских стран. Вы это заметили? Например, в пик кризиса в Литве были люди, - и это абсолютно не сторонники Лукашенко, - которые говорили, что, может быть, стоит как-то нам смягчить свою политику, чтобы избежать проблем с мигрантами.
- С точки зрения Лукашенко, это уязвимость демократии, - можно просто надавить на людей и, создавая им проблемы, будоражить общество, заставить его действовать на политиков. И это в принципе такой подход к демократиям - как к плохим неэффективным системам.
Конечно, любой кризис провоцирует настроения, брожения, - а не надо ли по-другому. Точно так же мы видим, как из-за мер в связи с коронавирусом в литовском обществе есть дискуссии, сомнения и протесты, что само по себе нормально, это часть демократии. Разные люди думают по-разному, и вопрос в том, каков общественный консенсус, кто большинство, и как эти голоса потом влияют на выборы. Если мы увидим, что резко возрастет популярность каких-нибудь маргинальных литовских политических сил, которые выступают за диалог Лукашенко, тогда это было бы успехом. Но, насколько я пронимаю, этого совсем не происходит.
У Лукашенко в принципе такой инструментальный взгляд на общество - что людей можно использовать. Но это ущербное автократическое понимание общества, что якобы им слишком легко манипулировать. Мне кажется, общество и общественные организации, общественные лидеры прекрасно могут разделять проблему гуманитарного кризиса с мигрантами и проблемы Лукашенко. И они понимают, где источник проблемы, где следствие и с чем надо бороться.
- Среди руководителей европейских стран есть те, кто пытается, как минимум, заигрывать с режимом Путина, с режимом Лукашенко. И с этой точки зрения в последние две недели произошли важные изменения.
Во-первых, не так давно Светлана Тихановская оказалась на одном телеканале с министром иностранных дел Венгрии, и там обсуждали попытки заигрывать с Лукашенко со стороны Виктора Орбана. Но венгерский министр иностранных дел уверил, что сейчас этой позиции нет, и он даже пригласил Тихановскую в гости.
Во-вторых, на днях прошли выборы в Чехии, где партия премьер-министра Андрея Бабиша потерпела поражение, и к власти пришёл либерально-консервативный оппозиционный блок.
В-третьих, отставка Себастьяна Курца, который тоже пытался более мягко высказываться и больше кивать на интересы австрийского бизнеса в Беларуси. Но сейчас и в Австрии поменялось руководство, и, как говорят, оно занимает более принципиальную позицию.
-Что происходит в Европе в этом плане?
- Иногда бывает, что конъюнктура складывается не в пользу Беларуси. Например, события в Афганистане – и, конечно, общественное внимание освещению проблемы в Беларуси смещается. Это естественно, это неизбежно.
Но бывает и наоборот, в том числе по внутренним страновым причинам. Например, отставка Себастьяна Курца никак не связана с темой Беларуси, она связана с антикоррупционными расследованиями в самой Австрии. Конъюнктура для Беларуси складывается удачно в данном случае, учитывая те настроения, которые связаны как раз с интересом к решению проблемы с Лукашенко, а не с подыгрыванием Лукашенко.
И, по-моему, это просто отражение состояния общества. Так работают демократические системы, когда у людей есть спрос не на то, чтобы заигрывать с диктатором, а на то, чтобы решать проблему. Потому что эта проблема становится, в том числе, угрозой для них.
Мы видим сведения, что и в Германии начато расследования относительно того, как Беларусь направляет мигрантов. Потому что мигранты переходят белорусско-литовскую границу, но дальше они едут не в Литву, не просят убежище в Литве. Например, за три недели, когда мигрантам предложили просить убежище в литовском посольстве в Минске, так никто туда не обратился.
И ощущение от Лукашенко как от проблемы усиливается. Да, очевидно, у той же Австрии в Беларуси есть бизнес-интересы. В Беларуси работают банк с австрийским капиталом, компания-оператор мобильной связи, страхование. И понятно, и логично, что австрийские политики заинтересованы в том, чтобы австрийский бизнес не был завтра национализирован и заинтересованы как-то налаживать какой-то контакт с властью, это понятно. И это тоже часть какого-то общественного консенсуса.
Но, с другой стороны, видя такую угрозу, политики опять же корректируют своё поведение. И я думаю, все эти перемены, которые сейчас происходят, они, в том числе, будут способствовать и международной изоляции режима Лукашенко и – главное - поддержке новой демократической Беларуси. Потому что очень важно не концентрироваться только на проблеме Лукашенко. Да, это большая и важная проблема. Но Лукашенко уйдёт, а Беларусь останется. Останутся люди, останется экономика, останутся отношения. Поэтому очень важно выстраивать, в том числе отношения на будущее и понимать, какими будут наши отношения после Лукашенко, как будет вызываться экономика, какие будут в Беларуси, в том числе, условия для европейского бизнеса, как будут строить контакты, общее взаимопонимание. И очень важно говорить об этих новых конструктах, чтобы не концентрироваться только на прошлом, а думать о будущем.
- Представим, что Лукашенко в какой-то момент не стало. Тем не менее, есть один фактор, который может поставить много палок в колёса в развитии отношений Беларуси и Европы и который неизменно продолжает поддерживать режим Лукашенко. Как вы думаете, если Лукашенко будет в какой-то момент смещён, отправлен в отставку или уйдет при других обстоятельствах, но в соседней стране Владимир Путин останется президентом, как будет Беларусь выходить из этой развилки - взаимоотношения с Европой с одной стороны и с Россией с другой?
- Безусловно, соседство с Россией всегда будет важным фактором в белорусской политике, это естественно. Все соседи важны. Особенно такие богатые и рисковые как Россия. И очевидно, что в том числе по результатам независимого социологического исследования, в условном демократическом парламенте Беларуси да, будет пророссийская фракция, будет иметь несколько десятков процентов мест, и это нормально, нет в этом проблемы.
Проблема в том, когда это влияние неконтролируемое, когда оно тайное, сомнительное или когда это силовая угроза. Вот это проблема.
Само по себе изменение ситуации в Беларуси для России не является катастрофическим. В Беларуси, например, нет настроений, что надо завтра запретить русский язык, вступить в НАТО, и объявить России войну. Таких настроений нет, и в этом смысле изменения в Беларуси - это не такая угроза России и так она не должна восприниматься, как это было с Украиной, хорошо это или плохо, и вопрос о том насколько это угрожает. Кстати, во многом из-за опыта Крыма и Донбасса белорусы осторожно к такому относится, потому что мы объективно осознаём риски такого поведения. И в этом смысле фактор Россия остается. Но то, что завтра, например, уйдёт Лукашенко, не значит, что всё пойдёт под тотальный контроль Путина.
Если мы посмотрим не на российскую риторику, не на браваду, то вот такое ощущение, что мы Россия, мы сейчас всех сменим, всё решим, где там маленькие постсоветские страны, маленькая Литва… А если посмотрим на действительные события, то фактически России не удаётся в соседних странах когда-то меняется власть, приводить к власти пророссийских руководителей.
Наоборот, Россия либо активно теряет страны – как это было с Украиной, либо Россия вынуждена просто налаживать разговор с новой властью - как это было в Кыргызстане, в Армении. Вряд ли пришедший на волне уличного протеста Никола Пашинян - это тот, о ком мечтали в Кремле. Тем не менее, с ним спокойно выстраивали нормальный диалог.
Да, понятно, в Армения тоже есть своя большая специфика, военные угрозы. Есть специфика и у Беларуси. В этом смысле, если отбросить страх перед сильным Путиным, то куда вероятнее, что в действительности Россия будет просто смотреть, не является ли эта потенциальная новая власть на нее угрозой. И если нет, то просто налаживать диалог с победителем.
Попробует ли Россия играть в момент такой мутный воды с новой властью, - конечно, попробует. Все попробуют. И Россия, и силовики, и бывшие белорусские элиты, и демократические силы при поддержке Европы. Это нормально. Это будет политический процесс. И будет очень важный момент. Условно, - не упустить контроль, и очень важно, чтобы звучал чёткий однозначный голос Европы, что не будет приемлемым превращение Беларуси в такую марионеточную страну контролируемую, во что-то вроде социалистического блока в послевоенной Европе. Очень важно понять, что это не будет допустимо.
И очень важно, чтобы Россия ощущала, что те последствия, которые были после Крыма, это последствия аннексии всё-таки одного региона не граничащего с ЕС, и тут совсем другие могут быть последствия относительно Беларуси. Очень важно, чтобы эта позиция однозначно для России звучала. На мой взгляд, если так будет происходить, то будущее влияние России на Беларусь вполне может быть ограничено.
- Вы сказали, что любое следующий президент Беларуси может оказаться худшим для России, гораздо худшим, чем Лукашенко. В этом и есть причина того, что Кремль, режим Путина, вцепился в Лукашенко, не отпускает его и всячески поддерживает, несмотря - как говорят некоторые эксперты – на всю их взаимную нелюбовь?
- Взаимная любовь-нелюбовь в отношениях политиков, старых автократов, не так уж много решает. Решают прагматические интересы. Это понятная и совершенно рациональная стратегия Лукашенко последние 20-25 лет - демонстрировать России, что в Беларуси нет более пророссийской силы и более пророссийского политика, чем Лукашенко.
И каждый раз, когда он оказывается в кризисной ситуации, каждый раз, когда Лукашенко не устраивает Россию, российский истэблишмент смотрит на Беларусь и понимает, что больше поставить не на кого. Действительно, нет никакой пророссийской партии, нет никакого пророссийского политика - более пророссийского, чем сам Лукашенко. И из-за этого Россия вынуждена поддерживать Лукашенко.
Россия и сама является заложником этой ситуации - непонятно кого другого поддержать. И в этом смысле неспроста сейчас все альтернативные кандидаты на последних выборах не делали жёстких политических заявлений. В том числе потому, что ни у кого не было необходимости Россию провоцировать.
Мы видим, что логика исторического процесса просто подтолкнула всех к тому что… У Тихановской не было выбора ехать ей в Вильнюс или не ехать, или в какую другую страну, -- ее туда отправил белорусский режим.
Дальше процесс пошёл таким образом, что он сказался на развитии международных контактов, - со странами Запада, с Европой, с США.
Это, конечно, сделало, в том числе, Тихановскую не самым близким, мягко говоря, для России кандидатом. И из-за этого сейчас Россия опять же снова не видит, кого ей поддерживать.
И здесь уместно напомнить, что вся хорошая, приятная риторика Лукашенко и Путина активизировалась уже после дня президентских выборов, 9 августа 2020 года. До 9 августа Россия была главным врагом, главным поставщиком какой-то угрозы, нестабильности. Вся эта история с задержанием вагнеровцев в Беларуси подавалась в белорусских медиа именно как российская угроза Беларуси, чуть ли не захватчики уже сюда приехали.
В России действительно не видят, на кого другого поставить. И, в том числе, поэтому при смене власти, я думаю, для России, в том числе, будет вопрос – как себя вести, если в Беларуси будут приходить к власти новые люди. Понятно, что любой белорусский новый президент будет вынужден выстраивать нормальные рабочие отношения с Россией. Ну, можно их сохранять нормальные рабочие, совсем необязательно сдавая белорусской суверенитет. И нормальное сотрудничество тоже вполне допустимо.
И более того, это отвечает консенсусу, который есть в белорусском обществе. Потому что много лет в разных соцопросах - и государственных, и независимых – белорусы выступают за независимость, за суверенитет, за нейтралитет, за хорошие отношения со всеми соседями, за то, что с Россией надо дружить - да, торговать – да, но за то, чтобы создавать какое-то совместное государство – нет. Жить в общем доме, но в соседних квартирах. Да, дружить. Ну а что? Выбирая между жить с Россией в мире и торговать с ней и находиться в состоянии войны, ну, конечно, дружить и торговать. И это в принципе нормальный подход.
Но точно также белорусы выступают и за хорошие добрососедские отношения с Европой. Белорусы прекрасно видят, где есть преимущества для жизни. Мы видим в последние десятилетия переориентацию тех белорусов, кто работает за границей, и тех, кто поступает на учебу за границей, - переориентацию с России в сторону Европы. В первую очередь Польши, но, в том числе, и Литвы, Германии, других стран. И это мягкая сила Европы, которая в Беларуси есть и которую тоже очень важно развивать.
Потому что часто, говоря о поддержке политических сил, гражданского общества, часто это подают в таком гуманитарном ключе, потому что Европа делает то, что хорошо делать. Но важно помнить, что вообще-то это как раз возможность демонстрировать белорусам, какова настоящая Европа. Что Европа - это не картинка из российской пропаганды, которая в Беларуси ретранслируется по телевидению, что Европа это никак не тотальные гей-парады, запрет семейных отношений, какой-то просто холокост, а показывать, что Европа - это развитие культуры, это хорошее образование, это хороший бизнес, это хорошая общая история.
Развивая такие гуманитарные связи, европейские страны содействует тому, чтобы настроения в белорусском обществе были более проевропейские со временем. И именно поэтому, когда сейчас вспоминают о программах поддержки для белорусских репрессированных медиа, поддержки для молодёжи, тех, кто был отчислен, кто мог бы учиться в европейских вузах, - всё это не только добрая сердечная поддержка. Но и инвестиция в будущее, чтобы между свободной Беларусью и Европой были хорошие отношения и хорошая связь.
- Означает ли ваш комментарий о причинах поддержки Россией Лукашенко, что Кремль будет бесконечно долго закрывать глаза на различные дерзкие выходки Лукашенко? Например, как с журналистом «Комсомольской правды в Беларуси» Геннадием Можейко (кстати, вашим однофамильцем) и ограничениями, из-за которых закрыли белорусскую редакцию этого издании.
- Это всегда ловушка. Ловушка человека, которому много лет все сходит с рук. Лукашенко видит, что очень многие действия, не только в отношении белорусского народа, но и в отношении российских интересов ему, так или иначе, сходят с рук. Ему много лет удаётся это как-то смазать, закрутить, спрятать под ковер. Ему удаётся и удерживать власть, и получать российскую поддержку, и как-то балансировать между Россией и Европой, удаётся использовать для себя удачно таких «чёрных лебедей» как ситуации с Крымом и Донбассом.
Но во многом, я думаю, это является такой ловушкой, потому что когда ты пожилой мужчина которому последние двадцать все сходит с рук, а ты начинаешь с каждым днём терять хватку, расслабляться, тебе кажется - ну всё нормально, я всегда так делал, и все сходило с рук, ничего страшного. И из-за этого мы видим те ошибки, которые допускает Лукашенко последнее время. Это связано как с внешней политикой, так и с внутрибелорусскими делами.
Например, скандальный декрет о тунеядцах, а, по сути, налог на безработицу, принятый в 2017 году и который, кстати, тогда вывел людей на улицу, сформировал спрос на видеоблогеров и по сути сформировал электорат Сергея Тихановского. Точно так же мы видим, как Лукашенко в 2020 году многое позволял себе в отношении России, а потом пришлось в этой России искать поддержку.
Чем больше накапливается таких ошибок, чем больше накапливается у Лукашенко уверенность, что ему все с рук, тем вероятнее новая следующая ошибка. Я бы сказал вопрос даже не в том, будет ли следующая ошибка и насколько серьезной она будет. Вопрос в том, когда и в какой сфере она выстрелит и окажется ли для него роковой.
Всё, что мы видели последние годы, во многом произошло из-за ошибок самого Лукашенко. Многие ситуации в связи с коронавирусом он мог использовать себе на пользу. Например, можно было под предлогом коронавируса запретить любые массовые мероприятия, и никто не обвинил бы его в деспотизме – так все делают. Но Лукашенко сыграл в ковид-диссидента и проиграл и с точки зрения медицинских последствий, и с точки зрения политических.
Так и в отношениях с Россией. Всё время, ставя на то, что, ну ладно, мне по старой памяти всё удастся решить, всё получится, Лукашенко рискует, что в какой-то момент, трагический для него, - не получится. И к убытку этому не готов. Просто потому что привык, что как-то вывозит - «мы с Путиным сядем и поговорим». Однажды не договорится. Это неизбежно.
- На международной конференции в Нюрнберге договорились работать на приближение международного трибунала над Лукашенко. Символично, что мероприятие прошло в Нюрнберге, где уже проходили трибуналы над различными государственными преступниками. Что бы вы сказали о логике исторического процесса в этом контексте, какова вероятность международного трибунала над Лукашенко?
- Объективно говоря, преступления режима Лукашенко сложно сравнить с теми преступлениями, которые совершил режим, представителей которого судили в Нюрнберге. Не тот размах, что называется. Как говорится, бодливой корове рог не дали, и в этом смысле преступления, которые, безусловно, совершает режим Лукашенко, - ну не удаётся делать это в тех масштабах.
Конечно, то, что мы видели в 2020 году, в 2021-м, то, что происходит сейчас, - в Беларуси задокументированы случаи пыток и жестокого обращения, стрельба по журналистам, убийства мирных демонстрантов. Все эти истории, безусловно, выглядят совершенно жутко в сердце Европы в XХI веке, и сложно поверить, что это происходит у тебя дома. И конечно, кому-то повезёт, кому-то из исполнителей удастся спрятаться, уйти незамеченным или попасть потом под амнистию в новой Беларуси. А кому-то не повезёт, и кто-то станет стрелочником. Кто-то будет демонстративно осуждён, это тоже будет.
Здесь уместно напомнить о проходящем сейчас в Германии суде над бывшим охранником в концлагере. Ему сто лет, он уже еле передвигается, но, тем не менее, его сейчас судят. И это явно не то, как он хотел бы проводить время в своем возрасте.
И в этом сила международного правосудия, которое, к сожалению, для многих не действует очень быстро. Наверное, заключенные того концлагеря надеялись, что справедливость восторжествует не в 2021 году, а значительно раньше.
Конечно, все эти международные юридические процессы длятся очень долго и сами по себе не позволяют решить проблему здесь и сейчас. Но это важный сигнал тем, кто надеется на безнаказанность, тем, кто надеется, что можно себя сейчас так вести, потому что Лукашенко их прикроет.
В конечном счете, исполнители останутся наедине с теми преступлениями, которые они совершили, и всех их всегда будет неотвратимо преследовать риск оказаться в суде. Через 10-20 лет или через 30 лет, а может быть, в каком-то году, столь же далеком от нас сейчас, как 2021-й от немецких концлагерей, они предстанут перед судом и поймут, что за преступления приходится отвечать. И это та перспектива, о который стоит помнить всем, кто совершает преступление.