В эти дни исполняется два с половиной года агрессии России против Украины – и почти столько же времени с момента введения самых масштабных в истории санкций, которые западные страны наложили на российский бизнес и российских граждан.
Ещё до начала войны я подробно писал о том, что санкции против частного бизнеса вредны, т.к. предприниматели всегда выступали наиболее прозападной частью российского общества; в первые месяцы вторжения я говорил, что создание трибунала по военным преступлениям Кремля и предъявление обвинений высшим российским чиновникам и военачальникам важнее ареста российских частных активов; позже я подробно показывал, почему установление предельной цены на нефть не обрушит доходы российского бюджета.
Сегодня становится ясно, что санкции не слишком сократили возможности России продолжать войну; из $58 миллиардов заблокированных частных активов состоятельных россиян Украина получила целых $5,4 миллиона (или одну сотую процента); тихая Латвия на этом фоне превратилась в крупнейшего экспортёра вина в Россию; а компании из стран, министры финансов которых рассуждают об успешности санкций, сохраняют свой российский бизнес, наращивая прибыль на сотни процентов в год, но я не верю в то, что какие-либо экономические аргументы способны убедить власти западных стран в ошибочности избранной ими политики.
Не убеждает западных политиков и то, что российский бизнес вследствие санкций стал возвращаться в Россию, а не сумевшие стать своими на Западе олигархи ринулись на поклон к Владимиру Путину и сплотились вокруг него как никогда ранее плотно. Никто не обращает внимания и на то, что из-за угрозы санкций в отношении работавших с Россией банков третьих стран в Москве принимаются решения, которые в течение нескольких лет могут вывести Россию в лидеры в использовании блокчейна и криптовалют в международных расчётах, что способно сделать „альтернативные“ финансовые технологии популярнее долларовых трансакций.
По состоянию на середину 2024 года, Европейский союз ввёл санкции в отношении более чем 500 российских бизнесменов. Эти меры, ограничивающие не только свободу передвижения, но и владение собственностью (до их введения признанной легально приобретённой властями европейских стран), представляют собой наказание за преступление, описания которого нет ни в одном уголовном кодексе европейских стран (быть „влиятельным бизнесменом“ в воюющей стране не является преступным – чтобы убедиться в этом, можно ознакомиться с судьбой крупнейших предпринимателей нацистской Германии, ни один из которых не был осуждён за экономическую деятельность).
При этом санкции – это такое наказание, которое налагается сегодня без надлежащего расследования (каковое должно предшествовать любому аресту имущества в качестве обеспечительной меры по хозяйственным искам).
В ЕС же решения о санкциях принимаются зачастую на основе „экспертных мнений“. Так, например, решение о санкциях против Алишера Усманова от 28 февраля 2022 года было принято с учётом твита Андерса Ослунда, утверждавшего, что бизнесмен „является одним из любимых олигархов В.Путина“ и статьи в журнале Forbes, где говорилось, что он „совершал сделки в его интересах“. Михаил Фридман и Пётр Авен были внесены в санкционные списки на основании информации, содержавшейся в публикациях Ильи Заславского, ранее уволенного из одной из подконтрольных им компаний. Позже А.Ослунд удалил свой твит с упоминанием бизнесмена, а суд в Германии обязал Forbes опровергнуть изложенные в статьи тезисы – но санкции против А.Усманова были недавно оставлены в силе. М.Фридман и П.Авен сумели выиграть в Суде ЕС дело о незаконности санкционных решений в их отношении от 2022 года, но в 2023-м ЕС изменил формулировки, и санкции в этой редакции остаются в силе.
В этих случаях нарушены два фундаментальных принципа правового государства: с одной стороны, необходимость доказательства совершения преступления, лежащая на стороне обвинения (до сих пор по А.Усманову нет детального описания его „преступлений“), и, с другой стороны, невозможности дважды наказывать за одно и то же деяние (между датами принятия Европейским Советом санкционных решений в отношении них в феврале 2022 и марте 2023 годов ни М.Фридман, ни П.Авен не были в России, чтобы они могли совершить что-то ещё, что не было бы принято во внимание при принятии решения об их первом включении в списки).
Кроме того, масса санкционных решений нарушает ещё один фундаментальный правовой принцип – единообразность наказания за одинаковые деяния. В обосновании решения по тому же А.Усманову (устоявшему в Суде ЕС 7 февраля 2024 года) было указано, что в период владения им ежедневной газетой „Коммерсант“ в издании „была ограничена редакционная свобода“, а само оно „заняло явную прокремлёвскую позицию“. Характерно, что заявившие об этом эксперты потребовали сохранить свою анонимность, тогда как журнал The Economist в конце 2022 года называл „Коммерсант“ „одним из немногих медиа в России, не занимающих пропагандистских позиций“.
Однако вопрос не в оценках, а в том, что Григорий Березкин, владелец другого российского ежедневного издания, RBK-Daily, который купил его в 2017 году после изгнания из газеты ведущих независимых журналистов (многие из которых стали звездами оппозиционных эмигрантских медиа), был исключён из санкционного списка решением Европейского Совета от 14 сентября 2023 года без внятного обоснования подобного шага (утверждается, что решение стало следствием давления со стороны венгерского премьера Виктора Орбана). Ещё раз повторю: различные наказания за одинаковые деяния или отказ от наказания одного лица при наказании другого – вопиющее нарушение принципов верховенства права, фактически указывающее на явное пренебрежение юридической стороной процесса в пользу политически мотивированных решений. Это важно подчеркнуть сейчас, когда в Суде ЕС находятся десятки исков о признании санкций полностью или частично незаконными – в том числе от крупнейших российских бизнесменов (а некоторые из них, такие как Александр Шульгин, Дмитрий Пумпянский, Владимир Рашевский и некоторые другие уже добились отмены решений о первоначальном введении санкций или их продлении).
Дополнительные вопросы вызывает практика введения санкций против родственников крупных российских предпринимателей – чаще всего из-за того, что они являются либо выгодоприобретателями их бизнеса, либо пассивными владельцами части активов, либо... бывшими бенефициарами их холдингов. Так, например, в разное время под санкциями оказывались дети российских бизнесменов – бывший гонщик команды F1 Haas Никита Мазепин, сын крупного производителя удобрений Дмитрия Мазепина, или Александр Пумпянский, сын металлурга Дмитрия Пумпянского. Под санкции попадали (и остаются под ними до сих пор) Александра Мельниченко, гражданка Сербии и Хорватии, которая, по её словам, ни дня не была гражданкой РФ и не жила там, но является супругой основателя компаний „Еврохим“ и СУЭК Андрея Мельниченко (с 2023 года гражданина Объединённых Арабских Эмиратов) и бенефициаром семейного траста вместо своего супруга (на сам траст также наложены санкции, что не даёт Александре возможности им распоряжаться), и Гульбахор Исмаилова, сестра А.Усманова (этот случай мне кажется самым вопиющим, так как Исмаилова, будучи ранее бенефициаром двух трастов, созданных A.Усмановым для управления недвижимостью, никогда – как и её брат – не имела доступа к их имуществу, поскольку трасты традиционно управляются независимыми управляющими; более того, весной этого года она подписала акты об исключении её из трастов, которые не допускают получения ею в будущем каких бы то ни было выгод от них и тем самым исчерпала все имевшиеся в её распоряжении методы для исполнения решений наложивших санкции структур). Случаи А.Мельниченко и Г.Исмаиловой говорят о том, что основаниями для санкций порой являются исключительно факты кровного родства подсанкционных лиц (причём в случаях, когда речь шла о детях подвергшихся санкциям олигархов, Суд ЕС уже выпустил решения об отмене этого режима – как произошло с Н.Мазепиным или А.Пумпянским).
Дополнительным важным моментом (который даже не удивляет на фоне всего изложенного выше) является формальное пренебрежение ещё одним базовым правовым принципом – невозможности придания закону обратного действия. Большинство самых известных российских олигархов были включены в санкционные списки после начала войны (а точнее – с конца февраля по начало июня 2022 года) с формулировкой о том, что все они „приняли участие в совещании с В.Путиным 24 февраля 2022 года, что указывает на причастность к узкой группе олигархов, окружающих Владимира Путина“. И вопрос даже не в том, что на мероприятие были приглашены все члены президиума Российского Союза промышленников и предпринимателей, а в том, что по состоянию на день его проведения общение с В.Путиным не относилось Европейским союзом к числу дискредитирующих действий (с президентом России коллективно и индивидуально встречались десятки руководителей крупнейших европейских корпораций, и никто из них – даже Патрик Пуянне, частый гость кремлёвских мероприятий и главный исполнительный директор Total Energies, продолжающей свой российский бизнес в Арктике – под санкции не попал). Этот вопиющий случай прямо указывает на то, что санкции вводятся не с целью изменить поведение российских предпринимателей (в последнем случае было бы логично объявить о том, что активы тех, кто осудит войну России в Украине, выйдут из российского гражданства или откажутся от российской собственности, будут освобождены из-под ареста), а с целью сведения счётов (а в некоторых случаях даже для создания европейским и американским компаниям искусственных конкурентных преимуществ на глобальном рынке).
Подводя итоги двух с половиной лет санкционной политики в отношении крупного российского бизнеса, я могу лишь повторить, что результатом их стало невиданное отчуждение от Запада самой прозападной группы российского общества. Статистика при этом показывает, насколько в последние годы выросли налоговые поступления российского бюджета – в том числе и из-за перерегистрации многих крупных компаний в российской юрисдикции (чтобы не расстраивать олигархов высокими налогами и бюрократическими сложностями, Кремль даже создал для возвращающихся специальные полуофшорные зоны) – ну а надежды на „восстание ангелов“ бизнеса против кремлёвского диктатора остались надеждами (на их иррациональность я указывал за год до начала войны). К сожалению, приходится сказать ещё раз, на Западе не готовы признать ошибочность избранного курса: недавно освобождённые российские оппозиционеры, которые пытаются несколько изменить европейский подход, не идут дальше призывов „отказаться от санкций против простых россиян“, априори предполагая, что крупные предприниматели к таковым не относятся. Я не питаю иллюзий насчёт радикального пересмотра санкционной политики в отношении России (и считаю, что многие ограничения, имеющие общенациональный и отраслевой характер, не могли не быть введены), но хочу обратить внимание на то, что санкции, становящиеся всё более универсальным средством давления в мировой политике, обладают крайне сомнительными юридическими основаниями (примечательно, что на фоне сотен научных статей о применении санкционных решений и соблюдении таковых академические тексты о легитимности этой политики до сих пор отсутствуют).
Вводимые не парламентами, а исполнительной властью (причём даже не теми её подразделениями, которые должны профессионально отвечать за борьбу с преступностью), они зачастую носят произвольный характер, допускают принятие ретроактивных решений, распространяются на родственников неблагонадёжных лиц и по сути отменяют прежние легитимно принятые решения (так, например, известны случаи лишения попавших под санкции россиян гражданства европейских стран, легально приобретённого ими по официально действовавшим процедурам). Действия европейской судебной системы заставляют всё больше сомневаться в её независимости от исполнительной власти, а некоторые конкретные шаги (например, отказ юридического сообщества в ряде стран от представления интересов подсанкционных лиц) – в сакральности права на защиту, неоспоримого в правовом обществе. Иначе говоря, если вопрос о восстановлении отношений с Россией не кажется для западных политиков важным (хотя отношения между странами приходилось восстанавливать и после более серьёзных конфликтов), то проблема эрозии устоявшегося на Западе правового порядка не может считаться малозначительной – так как все демократические общества построены на примате права над политической целесообразностью, который как раз и подрывается современной санкционной практикой.