По мнению философа, в России полагают, что страны Балтии находятся в переходном состоянии и поэтому как заблудшее дитя когда-нибудь вернутся. В странах Балтии же считают, что ничего мирным путем вернуть уже нельзя, и никакого переходного состояния уже нет.
- В России до сих пор в отношении стран Балтии используется такой термин, как Прибалтика. Почему он не перешел в новый термин и не обрел названия "страны Балтии"? Почему в России продолжают придерживаться этого понятия?
- Это, конечно, означает советскую память. Эта память не относится к имперским временам, а относится к советским временам, несмотря на то, что сам термин сформировался еще в имперской, царской России. Я так утверждаю, потому что, когда мы читаем всевозможные тексты, дискурсы о Прибалтике, то там почти всегда отсутствует имперская память, не рассуждают о том, что было в XIX веке, какие там существовали властные или административные отношения, а сразу обсуждается советское время. И Прибалтика присутствует именно как советский политический артефакт. А поскольку советская память постоянно симулируется и воспроизводится в качестве симулякра в России, Беларуси и некоторых других постсоветских странах, то Прибалтика в этом плане сейчас и выступает как советский симулякр, поскольку сам термин Прибалтика уже ни на что не указывает.
Когда мы читаем исторические тексты, например, советские тексты о советской действительности, где используется термин Прибалтика, мы сразу понимаем, что речь идет о советских Литве, Латвии и Эстонии. Сейчас этот термин ни на что не указывает в политическом плане, поскольку страны Балтии называют и относят себя к категории именно стран Балтии. Таким образом, те, кто произносит слово "прибалтийские" - относят данное значение к некоторому воображаемому ощущению советскости, которая якобы сейчас каким-то образом присутствует. А она присутствует как симулякр, а не как действительность. Поэтому людей призывают строить свои отношения не по отношению к Балтийским странам, а по отношению к воображаемому симулякру. Отсюда возникает различие между тем действительным, что создается сейчас в Балтийских странах и тем воображаемым симулякром, который называется термином Прибалтика.
- Этот термин все же в устах россиян несет некоторое значение того, что это что-то наше, близкое, в то время как страны Балтии — это нечто совсем иное. Может быть с этим связано то, что в России в терминологии не переходят на новые названия?
- Да, и поэтому отношения строятся по отношению к тому, что близко. А близкое существует как то воображаемое, которое выстраивается ностальгической постсоветской памятью, которая отчасти удерживается существующей российской властью. Российская власть сейчас употребляет оба термина. Когда ей нужно, говорят страны Балтии, а когда нужно по-другому — помнят о Прибалтике. И это постоянное перескакивание от стран Балтии к Прибалтике знаменует собой то, идет ли речь об отчужденных, непонятных и, видимо, циничных, Балтийских странах или о милой, теплой Прибалтике, которая где-то там потаенным образом еще существует, но не в советской истории, а существует именно сейчас, где-то там в песках Юрмалы.
- Интересно, что понятие Прибалтики — это что-то собирательное, в то время как страны Балтии — это отдельные понятия, три конкретные единицы. В то же время россияне очень часто не отличают Ригу от Вильнюса или Таллина. Можно ли сказать, что это намеренная идеологическая установка?
- Я не думаю, что это всегда намеренно, потому что люди во всех странах с любовью относятся к симулякрам прошлого, когда что-то из прошлого переносится в действительное, хотя в действительности этого и не существует. Но наши отношения строятся именно с симулякром, а не с действительностью. У россиян нет возможности выстроить ничего иного в отношении Прибалтики. В самой российской культуре Балтийские страны присутствуют двойственным образом. То, что передается через советские книги и образы, легенды и рассказы как Прибалтика — поэтому фестивали в Юрмале будут всегда проходить в Прибалтике, а не в Балтийских странах. Такое раздвоенное сознание относится не только с Балтийским странам, но отчасти и к Беларуси, тем более к Украине, Грузии. Практически ко всему постсоветскому пространству. Т.е. постсоветское пространство присутствует сейчас двойственным образом — как чужое (выстраивается как realpolitik), и как теплое и интимное (передается различными симулякрами). И в принципе такое раздвоенное сознание по отношению к недавнему прошлому регулирует и политические отношения.
- Есть вопросы и к такому понятию, как постсоветское. Некоторые утверждают, что такого понятия нет. Насколько по вашему мнению в будущем устойчив такой постсоветский взгляд на страны Балтии?
- Дело в том, что менталитет людей (как собирательный термин сознания), народа меняется очень медленно, поскольку зависит от литературы, которую читают, фильмов, которые смотрят, от памяти. И память меняется не так быстро, как наша экономическая и политическая действительность. Поэтому в принципе советскость исчезает очень медленно. Нередко использует метафора Моисея, который водил евреев по пустыне 40 лет, пока они не забыли своего рабского сознания. Но это метафора, может быть нужно 40, 60 лет, может быть больше, чтобы какие-то структуры нашей памяти забывались. Все зависит от того, что воспроизводит современная креативная культурная индустрия. Если она воспроизводит советскую ностальгию, то эта память останется надолго, если она воспроизводит нечто другое, то, конечно, наш менталитет изменится быстрее. Термин "постсоветский" ничего не означает, кроме того, что это было после. А после могло быть и то же самое, и отличное. Поэтому само это понятие бессодержательно, оно указывает и на то, что в нашей памяти могут быть балтийские страны и прибалтийские страны. В политической и социологической науке используется термин транзитного периода. Имеется в виду переход от одного состояния государства или социально-экономических отношений к другому состоянию. В принципе, в странах Балтии считается, что уже нет никакого транзитного состояния. Переход от советского состояния в европейское, натовское, где построены демократические и рыночные отношения, осуществлен. Никакая новая демократия не строится, лишь осуществляется конституция. Так что никакого транзитного периода нет. Тем не менее, среди людей, которые являются носителями советского сознания это транзитное понимание состояния может сохраняться, имеется в виду, что Прибалтика никуда не ушла, находится в переходном состоянии, будет метаться и тем не менее это заблудшее дитя однажды вернется. Именно прибалтийское дитя, а не балтийские отчужденные страны.
- В Литве уже выросло целое поколение людей, которые понятия не имеют, что такое Прибалтика. Но в России люди в основном только этим термином и пользуются. Удалось ли странам Балтии выстроить свою концепцию, противоположную "прибалтийской"?
- Я не думаю, что это противоположная концепция. Просто Балтийские страны уже не существуют в транзитном периоде. Возможно, некоторая часть людей в Литве, Латвии и Эстонии еще в нем находятся. Но даже в Латвии количество неграждан среди русского населения довольно быстро уменьшается. В принципе, даже среди русского населения там уменьшается число людей, которые ощущают себя в транзитном состоянии. В Литве и Эстонии этого ощущения переходности еще меньше.
В России понятие "ближнего зарубежья" все время проговаривается именно как переходное состояние. А если переходное, то все можно еще изменить. Поэтому в странах Балтии большинство населения считает, что уже ничего мирным образом изменить нельзя, что процесс уже состоялся, а если говорить о России, то там полагают, что этот процесс еще идет. Отсюда очень разное понимание перспектив отношений. В Балтийских странах понимают, что нужно строить новые отношения, а в России часто это воспринимается как необходимость возобновления бывших отношений. В Балтийских странах понимают это так — что там возобновлять? В России же — строительство новых отношений понимают как ложный посыл, поскольку их нужно только возобновить. Отсюда и непонимание друг друга.
- Отсюда, видимо, и противоречие в понятиях стран Балтии и Прибалтики?
- Да, отсюда и противоречие. Все верно.