Он также признал, что в основе этого этого конфликта было противостояние востока и остальной части страны. «Были проблемы, было противостояние, и вместо того, чтобы их решать, политики — русские и украинские — использововали противостояние для разжигания войны».
40-летний писатель и общественный активист принадлежит к тому поколению, которое родилось в советское время, а созрело уже после развала СССР. Детство он провел в небольшом городке Старобельске в Луганской области, в 1996 году закончил Харьковский педагогический университет, работал преподавателем, но в 2004 году оставил преподавательскую деятельность и посвятил себя литературной деятельности. С этого времени стал организовывать и участвовать в акциях и концертах гражданского неповиновения.
1 марта 2014 года Жадан был избит в здании харьковской администрации, которую штурмовали участники местного «антимайдана».
Сергей Жадан является автором поэтических сборников, рассказов, а также романов «Ворошиловград», «Anarchy in the UKR» и др. В 2014 году вышел роман писателя «Месопотамия».
В Вильнюсе состоялись две встрече с С.Жаданом. Модератором встречи в Центре современного искусства выступил Дaрюс Поцявичюс.
Дaрюс Поцявичюс: Сергей родился, вырос и много времени проводит на Донбассе, а это - котел менталитетов, культур, языков, который недавно взорвался. Я родился во втором по величине городе Литвы Каунасе, потом мы переехали в Расейняй, а в итоге я оказался в Вильнюсе. На первом курсе я пошел на Бернардинское кладбище и испытал там культурный шок, потому что все надгробья там были на русском или польском языках, а мне в советское время твердили, что Вильнюс — это древний литовский город. Наверное, похожая история есть и у Сергея про Харьков.
Сергей Жадан: Да, у меня есть история, но она совсем не такая, она даже скорее обратная. Я приехал в Харьков в 1991 году. Тогда существовал стереотип, что Харьков — это русский город, город советской культуры, советской индустрии и что там ничего в принципе украинского нет.
И когда я туда приехал, я сначала попал в литературный музей и познакомился с писателями, и они мне показали совсем другой Харьков, в котором жили и работали несколько сотен украинских писателей. Оказывается, в свое время это был мощный культурный и образовательный центр, университетский город, город, в котором работали писатели, художники, которые меняли реальность, которые фактически создавали историю украинской культуры.
И если использовать кладбище как метафору, то это тоже был город-кладбище, но кладбище украинское. Оказалось, что Харьков — это украинский город, город украинской культуры. Но об этом почему-то не принято было говорить. И я так для для себя открыл этот город, я его очень люблю и до сих пор в нем живу.
Д.П.: Когда я учился на четвертом курсе университета на специальности экономика, то стал победителем Олимпиады по экономике среди литовских ВУЗов, и нас повезли на всесоюзную олимпиаду, которая проходила как раз в Харькове. От Литвы были три представителя, и мы втроем отправились в Харьков, но не встретили там ни одного человека, который бы говорил по-украински. Я знаю, что и писатель Э.Лимонов из Харькова. Расскажите, пожалуйста, что эта за харьковская украинская культура и каком харьковский андерграунд.
И, собственно, этот полиэтнизм сохранился до сегодняшнего времени. И собственно Харьков - это центр, который находится между Киевом, Кавказом и Москвой. Это огромный перекресток, он как был транзитным пунктом, так и остается таким до сих пор.
Например, у нас есть вьетнамцы. Есть вьетнамские студенты, предприниматели и есть вьетнамская мафия, причем самая настоящая, как где-нибудь в Америке. Много китайцев, много представителей африканских народов, много людей с Кавказа и много русских, естественно. И все это говорит о том, что Харьков действительно разный, очень многосторонний, и когда я говорю, что это украинский город, я не имею ввиду, что он поголовно украинский.
В целом это русскоязычный город, но и русскоязычность — это относительный фактор. Например, в центре говорят по-русски, а если приедешь в спальный район, то люди, который в городе говорят на русском, дома нередко переходят на украинский. Но, тем не менее, Харьков всегда был городом украинской культуры. Я украинский филолог и украинский писатель и вижу все это по-своему, и говорю там на украинском языке и со своим украинским проблем не вижу.
А когда я переехал в Харьков в 1991 году, то от андерграунда там мало что осталось. Бориса Чичибабина я там еще застал, а с Лимоновым мы познакомились в декабре 2012 года в Москве. И когда в Украине начался Майдан, я встречался с ним, чтобы сделать интервью для журнала «Эсквайер». И он с надеждой спрашивал: «Подымется ли Восток?», и я отвечал: «Конечно, не подымется». И это его расстроило.
Д.П.: Можно ли сказать, что ты у Лимонова чуть подучился тому, как воспринимать, как писать о Харькове?
С.Ж.: Если говорить откровенно, то нет. Я Харьков видел совсем другим, я к Лимонову как писателю всегда относился хорошо, но, конечно, его гражданская позиция мне совершенно не близка и неприемлема, но то, что это великий писатель, для меня это тоже совершенно очевидно.
Д.П.:Я бы хотел привести цитату из вашего произведения: «Прекрасно понимаю, что по цветовой гамме и композиционным решениям «Слава КПСС» 80-х - это «всегда кока-кола» 90-х. Каждый находит свой пафос; тот, кто не находит его, умирает от депрессии». В связи с этим у меня вопрос — эти различия между социализмом и капитализмом не очень-то и серьезные? Потому что рядовой гражданин, например,
я не очень-то их чувствую.
С.Ж.: Тут надо понимать, что Советский Союз — это никакой не социализм. Назвать советскую систему социалистической — это то же самое, что Коммунистическую партию Украины 2000-х назвать левой партией. Это люди, которые эксплуатировали левую риторику, левую идеологию, левые символы для того, чтобы выстраивать свою диктаторскую вертикаль.
Что касается твоей цитаты, то для меня совершенно очевидно, почему молодежь в 70-80 годов не хотела изучать марксизм. Потому что это была идеологическая система, которая навязывалась и которая не столько открывала двери, сколько их закрывала. Точно так же в 90-е эти либеральные механизмы не столько давали тебе возможности, сколько ограничивали. Когда я писал, я имел ввиду это системное давление, системный прессинг, который тебя чем-то ограничивает. И если в 70-е года на каждой стене были Маркс и Энгельс, то в 90-е висит - «Всегда кока-кола».
Д.П.:В Литве особенно подчеркивается эта грань — что вот мы вышли из СССР и стало все хорошо и прекрасно. Какой ты видишь эту грань?
С.Ж.: Я ее вижу не настолько однозначной. Я, например, вижу эту ностальгию по Советскому Союзу, которая за 25 лет независимости Украины у моих соотечественников никуда не исчезла и не исчезнет. Я уверен, что они с этой ностальгией и умрут. Они умрут с убеждением, что Советский Союз — это был рай на земле, а все, что было после Советского Союза — это изгнание из рая.
И здесь, я думаю, задействованы даже какие-то иррациональные моменты и никакие аргументы здесь просто не срабатывают. И это, собственно, то, что мы можем видеть сегодня на востоке Украины: что бы ни происходило, какие бы ни были потрясения, люди все равно живут с мыслью о том, что все, что делается, делается к худшему, если не восстанавливается Советский Союз.
Д.П.: Но и, например, этот проклятый консьюмеризм зародился в недрах СССР. Ведь и за тряпку, джинсы, можно быть и убить и продать все на свете...
То есть получается, что и в том, и в другом случае — и при консьюмеризме и при советской плановой экономике — ты на самом деле лишен выбора. Ты принимаешь то, что тебе предлагает система и играешь по ее правилам. И в этом плане действительно не многое изменилось.
Д.П.: Я припоминаю литовскую историю (конец 19-го века — начало 20-го), когда в одной семье один брат становился литовцем, а другой — поляком. И потом они становились врагами на всю жизнь, потому что политики двух новых государств их стравливали. Не то же самое сейчас в Украине?
С.Ж.: В Украине сейчас не то же самое. Потому что там сейчас не гражданский конфликт, а война с Россией. И я другой точки зрения не принимаю, потому что был там и видел, что там происходит. Но то, что в основе этого этого конфликта было противостояние востока и остальной части страны, это нельзя отрицать. Были проблемы, было противостояние, и вместо того, чтобы их решать, политики — русские и украинские — использовали противостояние для разжигания войны.
Но я и в «Ворошиловграде» говорил, что у востока и других частей Украины на самом деле больше общего, чем наоборот. Общее — это, прежде всего, экономические и социальные проблемы, которые надо решать.
Вопрос из зала: В вашей стране идет война, считаете ли вы решение украинских властей о непрекращении торговли с Россий и неведении военного положения в стране правильным?
С.Ж.: Мне сложно оценивать... Несмотря на то, что я во всех этих делах принимаю участие, я не политик. Я не знаю, чем руководствуется президент Украины, принимая то или иное решение, но вот недавно в Мюнхене он показывал паспорта российских военных.
Всем на Украине понятно, что это война с Россией. Можно не принимать этот факт, можно не видеть этих подбитых русских танков, не видеть эти танковые колонны, можно считать, что это шахтеры купили в магазине эти установки «Град» и колонны бронетехники, артиллерийские колонны, конечно, так удобно.
Но, конечно, этот конфликт имеет и социальную составляющую, потому что эти самопровозглашенные республики провозглашают идеи социальной справедливости, борьбы с олигархами. Это прекрасные идеи, но какое они имеют отношение к реальности?..
Но, конечно, к украинской власти, много вопросов. Тут даже дело не в введении военного положения, потому что я не знаю, может ли оно решить все вопросы. Но вопросы у меня появились еще в апреле- мае, прошлого года. Я был тогда на Донбассе, в Луганске и Донецке, и видел, кто там стоял с автоматами и сколько их там стоит. И я понимал и сейчас понимаю, что это можно было все легко прекратить при помощи одного подразделения спецназа. И зачем все это надо было превратить в полномасштабную войну, в ходе которой гибнут мирные люди и в ходе которой уничтожается фактически регион, я не совсем понимаю...
Я, конечно, понимаю, что есть страна, которая этот конфликт инсталлировала, но и поведение некоторых украинских политиков и олигархов у меня вызывает недоумение.