Все никак не дойти до высокого искусства дипломатии. Вот уж и деньги к концу подходят, свои личные, между прочим - его императорское величество хоть и распорядился, но пока эти чиновники пришлют, можно с голоду умереть. А как без денег поддерживать престиж его величества? Тем более, что тут все такие хитрые.
Вот хозяин дома, который посол, согласно статусу его великого государя, арендовал. Вроде как, поначалу о величии императора и не слышал ничего. А как посол растолковал этому непросвещенному человеку, так тот заломил такую цену, что в Вене полдворца можно было бы арендовать. А если взять какой замок в верхней Венгрии, то и весь. Даже поторговаться не позволил - величием императора дипломату пенять стал. Нечего говорить и о том, что тут оказалось все непросто.
Вот вроде Радзивилл - умнейший человек, влияния прегромнейшего, но уже при первой встрече показал Зауерману, что тут договариваться надо со всеми подряд, без исключения. Тогда разговор зашел о королевском племяннике, трансильванце Запольяи, который имеет наглость оспаривать у его величества венгерскую корону. В тот день Валентин от имени своего государя попросил короля польского не разрешать полякам вступать в армию трансильванца. Радзивилл тогда сказал, что это не беда, это сделать можно, а в конце улыбнулся и добавил, что императору такое вряд ли поможет, вот, дескать он, Радзивилл, не поляк. То есть, и императору можно пообещать, и племянника не обидеть - хорошие наездники и в княжестве имеются. Хорошо, что он, Зауерман, не первый день на службе, такие нюансы сразу чувствует, оттого и пришлось тут так задержаться.
Посол выпил бокал скверного венгерского из Бардеёва (вот почему эти местные считают такое вино хорошим?) и сел составлять письмо его величеству. После даты - 29 мая 1561 года - дипломат сделал перерыв. Тут следовало отдышаться. Нельзя писать императору в таком расположении духа. А с другой стороны то, что пережил Зауерман сегодня, тоже весьма и весьма неприятно, а самое главное хоть и пустячно, но может еще больше усложнить переговоры, а значит вернуться домой, в милый сердцу Ельц, можно будет нескоро. Кратко описав свои переговоры с Краковским епископом (король на охоте, и тут не до дипломатии), в целом как перспективные и положительные, Зауерман перешел к неприятному инциденту.
Несколько дней назад его вызвала королева. Более надежного помощника и союзника, нежели ее величество у дипломата тут просто нет. Это вообще большая удача, что королева приходится императору дочерью. Так вот: королева призвала к себе дипломата и рассказала о безобразной сцене, разыгравшейся на одном из королевских ужинов. А сегодня ему об этом напомнили сразу несколько придворных. Да все с шутками, которые могли быть вполне обидны как для дипломата, так и для достоинства самого императора.
Зауерман еще глотнул вина (нет, ну это просто невозможно пить) и крепко задумался. Королева рассказала все в подробностях, и вот как теперь все эти подробности перевести на латынь, да еще и сделать это максимально дипломатично? Немного прикрыв глаза, вспомнил, с чего же все началось? Да, всему виной оказался пармезан, будь он неладен. Простой сыр, из-за которого сразу несколько конфликтов в Европе могут и не прекратиться. Сыр.
Итак, за ужином подали пармезан. Кому-то пришло в голову похвалить мастерство пармских сыроделов. Вот тут и началось. Король сообщил, что теперь пармезана в Великом княжестве, да и в короне тоже не будет, что император так поднял пошлины, что ему, королю, этот сыр не по карману, разве что провозить его станут тайно.
Зауерман задумался, стоит ли подробно описывать гнев короля. Если писать дословно, то, можно вообще дождаться еще одной небольшой и никому ненужной войны. Валентин глотнул вина (жулики из Бардеёва, и как не стыдно это выдавать за вино?), и дипломатично написал: "Король сказал много острых слов".
Далее король высказался и о шелковых тканях. Тут переводить с королевского на дипломатический стало еще сложнее. Просто к этому моменту его величество уже разошелся не на шутку, и пассажи о пармезане могли показаться вполне дипломатичными в сравнении со сказанным о шелковых одеждах.
Зауерман походил по комнате, поскреб подбородок и вернулся к столу. Налил еще немного вина (надо срочно отнять у Запольяи Токай, это просто необходимо), и продолжил писать: "Шелковые ткани так обложены пошлиной, что императору не стоит более надеяться что с него (Сигизмунда Августа) удастся получить прибыль, так как самому королю мало надо". Валентин перечитал написанное и остался собой в целом доволен.
Далее он написал о том, что вопрос пошлин всегда приводит короля в ярость, и королеве приходится успокаивать мужа каждый раз, когда об этом речь заходит. А самое главное, что сделал дипломат на свой страх и риск, это пообещал вернуть инструмент. А вот это был вопрос срочный и важный. С момента приезда в столицу Великого княжества, едва ли не при каждой встрече с королем этот вопрос поднимался на самом высоком уровне.
Некоторое время назад его величество Сигизмунд Август приобрел в Италии некий музыкальный инструмент. Но таможенники его императорского величества в Силезии этот самый инструмент, несмотря на все документы, конфисковали и вернуть категорически отказываются. Отчего король польский и великий князь литовский пребывают против его императорского величия в сильнейшем раздражении, которое не способствует положительному исходу переговоров. Валентин пригубил вина (впрочем, выбор здесь невелик, а поскольку субсидия от его величества все еще не выплачена, другого вина позволить себе с местными ценами не очень-то и можно), и решился дать императору несколько весьма ценных советов по налоговой политике вообще и по таможенным делам в частности. Несколько пассажей дипломат адресовал и чиновникам на местах - просто вспомнилась волокита с тысячей талеров, которые вроде как есть, а вроде как и нет.
Еще раз перечитав написанное, дипломат вспомнил эту неприятную сцену у королевы, когда ему пришлось выслушивать сразу столько претензий и покачал головой. Все-таки трудно тут вести переговоры. Очень трудно. А с этим пармезаном (кстати, если к этому вину хотя бы кусочек, то вообще было бы вполне достойно), или с теми же шелками, то вообще странно получается: император ведь не против не взимать пошлины с его королевского величества. Пусть бы король выдавал надежный документ проверенным людям для личных закупок, и вся беда с таможнями была бы забыта. Валентин и королеве об этом говорил, и сам император не против такого решения. В конце концов, какие бы ни были пошлины, а кто ел пармезан, тот его и будет есть - уж на самом нужном уровне договориться можно - как дипломат Зауерман это очень хорошо знал.
Дальше Валентин кратко описал положение в Ливонии, но ответ на недавно полученные письма решил не писать, в голове уже приятно шумело от (вполне достойного королевского стола) венгерского вина из Бардеёва. О том, как добыть из цепких рук чиновников имперской казенной палаты музыкальный инструмент, Валентин пообещал себе подумать завтра. С чувством выполненного долга посол его императорского величества Фердинанда, короля Богемии, Венгрии, и прочая, и прочая, отправился спать.